Цена любви

Цена любви

Слепыми были зеркала,

Ловили радужные дуги,

Когда, расплавившись друг в друге,

Сгорали мы почти дотла...

Екатерина Каргопольцева

– Инга Акимовна – зайдите ко мне, – сказал начальник планового отдела Виталий Михайлович (на самом деле его звали Хаим Моисеевич, но он тщательно скрывал еврейские корни) и красноречиво посмотрел на неё поверх массивных черепаховых очков, – у меня до вас весьма важное дело.

Инга Акимовна работала здесь давно, обладала великолепными математическими способностями и аналитическим складом ума, потому насторожилась, увидев, как вызывающе дерзко сверкнул лукавый взгляд шефа, с вожделением потирающего волосатые ладони.

Так-то он не был липучим, поскольку искренне любил и одновременно побаивался свою уютную многотонную супругу, Сарочку Адировну, но иногда на него находило хулиганистое романтическое настроение, когда мужчина был способен на безумные поступки.

Вот и сейчас, его настроение не предвещало ничего хорошего.

– Подойдите поближе, Инга Акимовна. Какая же вы… стройная, юная, просто ба-ги-ня… да-а-а! Завидую мужчине, которому дозволено держать в руках эту миниатюрную талию, вдыхать аромат сладких персей, вкушать любовный нектар с этих роскошных губ...

– Ага, да, – Виталий Михайлович плотоядно облизнулся, изобразил жестом изучающее женский рельеф движение души, – я и говорю, уважаемая, Сарочка моя с дочуркой отбыла с курсовкой на тёплые моря. Сами понимаете – курсовка, это три, целых три недели одиночества. Вот… какие же у вас прелестные кудряшки, право слово, какая великолепная грудь… а улыбка, а кукольные ручки… и вообще, вы просто прелесть… нежный утренний цветочек.

Начальник, выпучив глаза, бесцеремонно разглядывал Ингу Акимовну, мысленно проделывая с ней непристойные действия, оскорбительный смысл которых цинично отражался на взбудораженном близостью объекта вожделения облике.

– Можно сразу к делу, Виталий Михайлович, у меня столько работы, – попыталась женщина вернуть размечтавшегося авантюриста на землю.

– Не перебивайте! Мне, милейшая, тоже непросто… сидеть тут, уговаривать вас. Сами должны понимать: три недели без женской ласки – испытание не для слабонервных, а вы такая… такая хорошенькая, такая ловкая, такая нежная, романтичная. Поворотитесь-ка тылом. Да не стройте из себя недотрогу. Я же не просто так. Глядишь – премия прилетит… шикарная. Я же не про любовь, девочка – про секс. Ещё немного поживёте без мужчины… и завянете. Вам ведь уже… во-о-от, об этом и говорю. Подумайте, взвесьте. Опрометчивый шаг. Сами знаете, чреват последствиями. А я к вам хорошо отношусь… и вообще, – алчущий плотской любви самец говорил всё более уверенно.

– Вечером задержитесь… немного… обещаю чудесную развлекательную программу… в обмен на романтическую благосклонность. Три недели снисходительности… и вы в дамках. Ну-у-у…

Без пяти пять Инга Акимовна собрала сумочку и незаметно, украдкой ретировалась. Сердце её бешено колотилось.

Хаим Моисеевич, конечно, был мужчина представительный, но ощутить на своей груди его волосатые руки, а на губах влажные плюшки разлапистых губ было немыслимо, – каков, негодяй, однако – жена за порог, а он…

Спустя несколько минут настроение Инги пришло в норму. Она вспомнила, как партизанскими тропами по третьему этажу через соседний подъезд убегала из логова развратника-прелюбодея.

Спешить было некуда. Женщина решила прогуляться через парк, который в эту пору выглядел необыкновенно привлекательно. Давно у неё не было такого отвлечённо восхитительного настроения.

Инга даже подумала, что наверно зря убежала. Какой-никакой, а мужчина: при деньгах, при солидной должности, и относится к ней как к женщине с должным уважением. Он ведь не стал хлопать её по заду, лезть под юбку, пускать влажные пузыри. Виталий Михайлович с открытым забралом сказал, что имеет здоровый сексуальный аппетит, что хочет любви, пусть и представляет её несколько извращённо. Мир меркантилен. Всем от всех чего-либо надо. Увы!

Женщина задумалась, направляясь в сторону парка. Солнце ласково щекотало открытую кожу чувствительной шеи.

– Зря вы так, Инга Акимовна, я к вам со всей душой. Соглашайтесь на чашечку кофе. Неужели не устали от одиночества? Я же не насильник какой, – сказал Хаим Моисеевич, приглашающее похлопывая по пассажирскому сиденью, на котором покоился букет длиннющих бордовых роз, – обещаю море романтики и всю мою нерастраченную нежность преподнести вам, багиня, в качестве бонуса… за понимание и за смелость.

Инга чуть не заплакала, но сумела выдавить из себя улыбку и отрицательно покачать головой.

Если бы начальник сделал ещё один подкат, если бы сказал что-то ласковое, тёплое, приободряющее. В конце концов, он не крокодил, а цветы и настойчивость говорили сами за себя.

В плановом отделе два десятка женщин, половина которых намного моложе, а Виталий Михайлович выбрал её, именно её.

Женщина смотрела вслед удаляющейся машине, а внутри закипала волна негодования, подкреплённая слёзным шквалом. Проморгаться так, чтобы никто не заметил, было совсем непросто.

Инге было тридцать семь лет: странный возраст, когда всё позади. Пятнадцать лет одиночества.

Почему?

Первая любовь закончилась скоропалительным браком по залёту. Потом муж, почти не скрывая измен, порхал с цветка на цветок, пока она болезненно вынашивала плод совместной любви. Беременность закончилась выкидышем, сильнейшим воспалением придатков и разводом.

Потом была вторая любовь и второй брак: бурный, драматический, мучительный. Игорь бесконечно восхищался её красотой, любил бесконечно повторять, – какая же ты у меня прелесть. Хорошенькая и глупенькая жена – такое аппетитное сочетание. Я тебя обожаю!

В итоге супруг воспылал страстью к её лучшей подруге, которая оказалась умнее и расчётливее, и ушёл к ней жить.

А в травмированном сердце Инги навсегда поселился холод.