Цена молчания

Глава 1.

Старый Матиа всматривался в сгущающиеся сумерки, даже не пытаясь понукать лошадку. Сама шла. Вожжи и вовсе были намотаны на колышек – старая Юхе была с лекарем так давно, что он уже и не помнил, когда именно излеченный после раны рыцарь пожаловал ему такую же раненую животину. Её Матиа тоже выходил, и не мог нарадоваться потом на умную лошадь. Вот и сейчас, она мерным шагом катила старенькую, но крепкую ещё повозку, через лес, прислушиваясь к вечерним звукам. Лекарь знал, что, встреться им разбойники, Юхе первая ему о том сообщит. У неё просто поразительное чутьё на людей.

В повозке, крытой парусиной, Ханна баюкала внучку. Так вот вышло у них, внучка есть, а дочки нет. И дома нет. Но зато живы. Отчего умерла Ана? Лекарь и сам не мог разобрать. И рожала не так тяжело, и родильной горячки не было, а видно, сама жить не захотела и тихо угасла, даже имя малышке не дала. А вот Ханна убивалась по ней. Она даже не лукавила, скорее, принимала желаемое за действительное, когда говорила, что со смертью Алианы они лишились надежды на будущее. Потому что особых надежд Ана не подавала уже давно, с тех пор, как повзрослела. Едва она вошла в пору, как лекарское и травничье дело вылетели у неё из головы, а поселились в ней только наряды да мужчины. Сколько раз пытались её вразумить - без толку, только злилась. Матиа с Ханной так устали бороться с гулящей дочерью, что даже не удивились, узнав о том, что она в тягости. Не особо удивились и когда сынок губернаторский вышвырнул её за порог, прознав про то – к чему ему дочка лекаря, да с приплодом, когда сам из высокой семьи? Но вслед швырнул и кошель с серебром, на том спасибо. Так не успокаивалась же, дура, ходила за ним, пороги обивала: это его дитя, его кровиночка... Наверное, даже хорошо в чём-то, что ушла она к отцам. Матиа постоянно корил себя за эти мысли, но они возвращались. Тяжко, конечно, им теперь с младенцем. Но с дурной девкой было бы много хуже, особенно когда сам губернатор прознал про всё. Ему сына женить надо, а тут такой позор, ребёнок нагулянный. Знающие люди быстро бы нашли применение и знанию этому, и малышке. Хорошо, ценили лекаря в городе, предупредили. Успели ноги унести. Тут и серебро то сгодится на новом месте. Лишь бы на лиходеев не наехать...

Вдруг Юхе насторожилась, зафыркала, давая хозяину понять, что впереди кто-то есть. Не плохой, не опасный – просто чужой. Подъехав ближе, Матиа присмотрелся и увидел в корнях старого дерева светлое пятно. Он подумал, что, раз Юхе не видит опасности, то опасности тут и нет. Но подходил всё равно осторожно. Вблизи пятно оказалось молоденькой девушкой, наверно, почти ровесницей Аны. Светлое платье было порвано во многих местах и запачкано, но следов насилия лекарь не увидел – скорее всего, глупышка просто не знает леса. Да и ран никаких он не нашёл, но девушка была так изнурена, что её лихорадило. Посоветовавшись с супругой, Матиа поднял незнакомку на руки и удивился тому, какая она лёгкая. Тонкая, чистая – явно из благородных. Только как оказалась в ночном неспокойном лесу? Он уложил девушку на тюфяк и начал хлопотать вокруг неё, ощутив только, как слабо качнулась повозка – это умница Юхе продолжила движение по ночной дороге.

Ближе к утру она очнулась. Смотрела голубыми глазищами, в которых было больше боли, чем страха. На все вопросы она сначала отмалчивалась, потом заговорила негромко – на непонятном языке. Единственное, что удалось узнать, так что зовут её Али. Алента. Услышав имя находки, Ханна всхлипнула. После недолгих, но очень горячих споров, было решено оставить девушку при себе, а по приезде на новое место – выдать за дочь. Благо, и бумаги имелись, на имена Матиа, Ханны и Алианы. Обычное дело, родила, слегла в горячке, да молоко и присохло.

Надо сказать, что ни Матиа, ни его супруга до конца своих дней ни разу не пожалели о своём решении. Девушка оказалась покладистой, уравновешенной, но с очень сильным стержнем. Она упрямо учила их язык, и довольно скоро начала довольно сносно разговаривать. Конечно, говорила она пока только дома, с новой своей семьёй, и даже на рынок вышла только через несколько месяцев.

Но до того маленькому семейству Линнот предстояло пройти немало испытаний. После бессонной ночи в лесу, Юхе выкатила повозку на пыльную дорогу, вскоре влившуюся в широкий тракт. От людей, встречавшихся на дороге, Матиа узнал, что на много миль вокруг впереди стоит только один город. Выросший на перекрёстке множества дорог, у широкой судоходной реки, он и назывался гордо и незатейливо – Окрест. Обсудив это, старые Линноты решили добраться до города, а там уже решать по ситуации. Али же пока в обсуждениях не участвовала, лежала на своём тюфяке и вслушивалась в речь своих внезапных благодетелей и в звуки за стенами повозки. Она была настолько измотана предыдущим днём, что почти постоянно находилась в каком-то мутном полузабытьи. Лишь ближе к вечеру она смогла сесть и изучить содержимое сумки. «Это сумка Оты. Как она у меня оказалась? Она же для себя собирала. – Думала она, выкладывая фляжку и продукты – Вот и осталась ни с чем. Это ей за то, как она со мной поступила!». Внезапно на дне сумки она нашла два простых мешочка – кожаный без знаков с серебром и холщовый с медью. Али высыпала на ладонь красноватые кругляши и удивилась: знаки на них были затёрты до неузнаваемости. Такие деньги можно использовать где угодно. На дороге послышались шаги, и девушка заметалась, не зная, отдать эти деньги Ханне или приберечь для себя. В конце концов, она вынула пару серебряных и несколько медных монет, а остальное кинула обратно в сумку, как и флягу с зельем – пусть пока полежат, по обстоятельствам видно будет.

Забравшись в повозку, Ханна обрадовалась, увидев, что Али поднялась. Она несколько раз спросила, не надо ли той в кусты, неуклюже сопровождая слова жестами. И тут Алента поняла, что – надо. Конечно, справиться сама она не могла, но Ханна помогла и выбраться из повозки, и дойти до кустов, у которых была натянута холстина, и вернуться в повозку. Постоялого двора здесь по непонятной причине не было, но место для ночлега путников оказалось обустроено вполне неплохо. А жители деревеньки, стоявшей неподалёку, продавали продукты, чинили повозки и телеги и даже ковали лошадей, зарабатывая тем, наверно, неплохие деньги.