Централийская трагедия

Глава 13. Битва горняков Западной Вирджинии

Соединенные Штаты Америки, штат Пенсильвания, Централия, Фаргейн-стрит, дом 49.

Октябрь, 1961 г.

Книжный магазин закрывался в восемь, и я вернулся в поместье Дальберг-Актонов в половине девятого. В окнах первого этажа уже потух свет, и я заключил, что все уже разошлись по своим комнатам. В холле горели только бра-ночники вдоль лестницы. В их приглушенном свете портреты без глаз казались еще более зловещими.

Стараясь не шуметь, я поднялся в комнату отца. Присев на край кровати, я впервые в полной мере ощутил, как сильно утомился за день. Но то была приятная усталость. Я осознал, насколько бесцельной была моя жизнь в Филадельфии, и как много задач встало передо мной, когда я приехал в Централию: завоевать расположение Мэри, привести в порядок книжный магазин, перепечатать рукопись, чтобы вновь попытать удачу, разослав копии в издательства. А самое главное, я даже на толику не продвинулся в деле о пропаже отца. Читателю не стоит надеяться на скорую разгадку этой головоломки, так как перед ним не заурядный детектив, где все заканчивается разоблачением и поимкой виновных, но мистическая тайна с многовековой предысторией, которую я попытаюсь охватить в относительно небольшом повествовании.

Я откинулся на спину, уверенный, что этот день не принесет мне больше ничего нового, но именно в тот вечер, я узнал нечто такое, что перевернуло все представление о происходящем.

В дверь постучали.

То снова была миссис Фостер. В ее руках был поднос с чашками чая, корзинкой хлеба и розетками с джемом.

— Я слышала, как открылась входная дверь, — пояснила она, — Ты пропустил ужин, и я решила, ты захочешь перекусить.

— Вы так заботливы.

Старушка поставила поднос на письменный стол.

— Где ты был? — поинтересовалась она.

— Я помогаю мистеру Олдриджу навести порядок в книжной лавке.

Я сел за стол и намазал джем на ломтик хлеба.

— Это весьма похвально, — Элизабет одобрительно посмотрела на меня, — Можно составить тебе компанию пока ты ешь? — спросила она.

— Конечно. — Я отпил чаю, — Только обещайте рассказать увлекательную историю.

Элизабет взяла вторую чашку чая, села в кресло и улыбнулась.

— Что же мне рассказать тебе на этот раз?

— Вы обещали рассказать о Гаргамеле, — напомнил я.

— Верно, — согласилась она и замолчала, думая, с чего начать. Начала она, конечно, как это свойственно всем словоохотливым людям, с самого начала.

— Мы не всегда жили в Централии. Я родилась в Западной Вирджинии. Западную Вирджинию, как ты наверняка знаешь, называют горным штатом. Там хорошо развита добыча угля. Дальберг-Актоны раньше жили там, в Логане.

Я стала сиротой в десятилетнем возрасте и меня взяли в дом Дальберг-Актонов в качестве прислуги. Можно сказать, Дальберг-Актоны приютили меня. Я всегда была хорошо одета, сыта, у меня был кров. Я воспитывалась мистером Дальберг-Актоном, дедушкой Хелены. Он просил называть его просто Грэхамом. Он рано овдовел, а после лишился единственного сына, отца Хелены. Сын его, Джонатан, был большим разбойником, кутилой и пьяницей. Ему было двадцать, когда Грэхам выгнал его из дома и, вместо родительского напутствия во взрослую самостоятельную жизнь, проклял его. Неизвестно, как это ему удалось, но вскоре Джонатан взял себе в жены очаровательную девушку. Она была хороша собой, добродетельна, и обладала нежным и спокойным нравом, в общем, — полная противоположность мужу. Об этом я сужу по рассказам Хелены, которая всегда с особым трепетом рассказывает о матери. Звали ее Абигейл (да покоиться она с миром). Их семейному счастью не суждено было продлиться. Абигейл умерла, когда Хелене едва было девять лет, и Джонатан, не сумевши смириться со смертью жены, застрелился.

Таким образом, Грэхам Дальберг-Актон лишился невестки, которая ему полюбилась, а затем и единственного сына, которого тот, хоть и проклял, в глубине души, очень любил. Любовь, скопившаяся в его сердце и так и не нашедшая возможности излиться ни по отношению к жене, угаснувшей в юном возрасте от какой-то нелепой болезни, ни по отношению к сыну, сведшему счеты с жизнью, не дожив и до тридцати, нашла свое применение, будучи направленной на меня и Хелену.

Мы с Хеленой были словно сестры. Все время мы были окружены заботой мистера Дальберг-Актона, заменившего нам отца и мать. Грэхам, балуя внучку, не обделял и меня, одаривая диковинными игрушками и наряжая в дорогие платья. Я и после его смерти, не чувствовала недостатка в чем-либо. Почти всё свое состояние он передал в наследство Хелене, но некоторую часть завещал мне. Этих денег было достаточно, чтобы обеспечить мне достойную жизнь до конца моих дней. Я могла бы отправиться куда угодно, заняться чем угодно, но мое сердце привязано к Хелене. Я не могу ее покинуть. Она — моя семья.

Я почувствовал, что Элизабет заговаривается, и все более удаляется от основной темы. Она рассказывала уже минут десять, при этом ни разу не упомянув о Гаргамеле, о котором должна была пойти речь. Припоминая различные детали истории и имена ее героев, она делала длительные паузы, которые я опускаю в печатном тексте, дабы не утомлять моего читателя и без того подробным рассказом. Я вновь убедился в том, как словоохотлива была миссис Фостер, хотя, стоит признать, слушал я ее не без увлечения. Мне было любопытно узнать о Грэхаме Дальберг–Актоне еще с того вечера, когда я впервые увидел в столовой его внушительный портрет.