Цепь императора. Факультет невезучих

Глава 1

– Привет отпускникам! – стройный молодой мужчина спустился с крыльца. – Папа, да отставь ты чемодан, никто не унесет. Лоси не едят рубашки.

– Мои сожрут по закону подлости, – последовал ответ отца. – Володя, есть холодный квас? Честно, я перепил экзотического, хочется чего-нибудь нашенского.

Саша наблюдала за Володей, замечая и его бледность, и глубокую складку между бровями. Она знала, чувствовала, как нелегко дался брату тот месяц, пока отца не было рядом. Лосиноостровский* коллапс* отнимал много сил, а Володя – всего лишь маг второй ступени, мощи которого хватало только на то, чтобы удержать силовой контур над парком.

– Тяжело пришлось? – изумительно изящная женщина подошла к Володе и поцеловала в щеку. – Ну прости. Фрида задержала нас, ей скучно одной в Шел-Ха*.

– Мам, да все в порядке. Я пока не иссох, – Володя обнял мать, на миг прижавшись щекой к ее макушке. – Фрида все еще ругается как сапожник?

– Хуже, Вовка, хуже, – отец присел на ступеньку крыльца. – Она и Сашку научила.

– Сашенька, ты так и не выросла, но похорошела. Мексиканский коллапс еще держится?

– Держится, – Саша улыбнулась, а Володя засмеялся в ответ и этому было объяснение.

Сашина улыбка уже давно стала предметом шуток и бесконечного умиления: отец называл ее лучезарной, мама – прелестной, а Лиза – мимимишной. Володя даже не пытался как-то определить это явление, просто улыбался или смеялся в ответ, вот прямо как сейчас.

Однажды брат попытался объяснить Саше, как она выглядит, когда улыбается. Он мучительно долго подбирал слова, а потом просто описал процесс: сначала Сашины брови удивленно поднимаются, глаза становятся больше, вопреки всем законам мимики, щеки округляются, на них появляются умопомрачительные ямочки, а губы складываются так, будто она, Саша, только что съела ведро карамели. Володя уверял, что ее улыбка может действовать безотказно на всех и вся.

– А где Лиза? Она еще не развелась с тобой? – отец прислонился спиной к перилам.

– Я здесь, Андрей Ильич, – очаровательная молодая женщина появилась из-за угла дома, придерживая рукой большой живот. – И я не развелась, не надейтесь. Анна Андревна, вы загорели как! Сашенька, красавица!

Саша кивнула и отошла в сторонку, зная, что сейчас начнутся объятия, возгласы, смех и сбивчивые, торопливые рассказы об отдыхе. Еще сплетни, обсуждения и все то, что случается обычно в семьях после разлуки. Сашенька суеты не то, чтобы не любила, но не могла, не умела справиться со своей застенчивостью. Она держалась скромно, стараясь быть незаметной, за что, к слову, ее любили пожилые люди, называя ее поведение достойным. Не сказать, что это радовало ее, но Саша знала о себе: за этой незаметностью она прекрасно скрывает робость, которая мешала ей жить.

– Всем мыть руки и обедать! – мама окликнула и ровно так, как делала это всегда и с той самой интонацией, которая знакома всем детям без исключения: вроде бы забота, но на самом деле приказ, нарушить который осмеливались только очень храбрые дочери и сыновья.

– Пять минут, – отговорилась Сашенька.

– Оставь ее, Аня. Она устала, ей нужно побыть одной, – Андрей Ильич взял жену под локоток и помог подняться по ступенькам. – Уверен, что Лиза сотворила холодный свекольник. Жаркий август в Москве. Не понимаю, зачем мы летали в Мексику, если и тут можно обгореть и расплавиться.

– Андрюша, тут нет океана.

Саша не услышала что ответил отец: родители вошли в дом. Сама же опустила голову, тоскливо оглядела лужайку перед усадьбой и вздохнула.

– Муравьи, комары и липучая паутина, – уныло шептала девушка. – За что мне это?

Сашенька леса не любила, тот отвечал ей взаимностью: загонял в ее комнату пауков, приносил сухие еловые иглы, насекомых всех размеров и форм, а помимо прочего, запах земли – въедливый и стойкий. Саша знала, что ради всего этого люди отказываются от благ цивилизации, уезжают в глухие места, но это было выше ее понимания. Грязь, глина, натужный комариный писк и неприятное стрекотание жуков виделись ей наказанием, но никак не раем земным.

Впрочем, Саша и лес приходили к согласию осенью, ровно в то время, когда становилось тихо и сухо, когда монотонность зелени сменялась буйством красок, а запах дождя притуплял тяжелый аромат земли. Сашенька выходила из ворот усадьбы и долго бродила по тропинкам Лосиноостровской усадьбы, наслаждаясь тишиной, прохладой и одиночеством.

– Сашулька, мы тебя ждем, – Лиза выглянула в окно. – Что сотворить? Картошки или риса?

– А можно мне овощей в кисло-сладком соусе? – Саша подняла личико и смотрела теперь на красавицу снизу вверх.

– Легко, – улыбнулась Лиза, взяла миску и щелкнула пальцами. – Сладенького? Хочешь щербет? Или пюре из манго?

– Щербет, – Саша кивнула и ушла за дом, грустно вздыхая.

Особняк – белого камня, в стиле русской дворянской усадьбы – построили в Лосином Острове почти полтора века назад, ровно в тот год, когда было объявлено, что род Юсуповых* пресекся в мужском колене, и на стражу Лосиноостровского коллапса встал Сашин предок. Ему пришлось отказаться от старых связей и знакомств, солгать о пресечении рода, и по указу высшего магического совета, принять на себя обет защиты от тьмы в самом таинственном месте столицы.

Потомки Бориса Юсупова тоже стали заложниками этой тяжелой повинности. Впрочем, долг свой они исполняли хорошо, за что и снискали благорасположение императорского дома Романовых, а вместе с ним и множество привилегий, и глубочайшее уважение магического сообщества. Вряд ли кому-то было под силу держать тьму коллапса двадцать четыре часа в сутки, кроме Юсуповых: кровь потомков ногайского правителя Юсуфа наделила род мощью и выносливостью.

Саша обошла дом, полюбовалась на чистые окна своей комнаты, мысленно поблагодарив Лизу за заботу: невестка прекрасно знала, что Сашенька не привечает ни грязи, ни пыли.

– За что? – спрашивала Саша у пустоты. – Почему я такая невезучая? Лизе только пальцами щелкнуть и чистота, и еда, и выглаженное белье. Какая зараза сделала меня накопителем?