Раньше я любил во время курения созерцать себя в зеркале, и пытаться что-то увидеть в собственных глазах. Меняя вид: состригая волосы, сбривая бороду и усы, я несоизмеримо выкуривал, искал в своём отражении хоть что-то стоящее, но видел лишь пустые орбиты серо-зелёных очей, накормленные любовью, ненавистью, вредными привычками, иллюзорно питающий, как казалось мне, моё естество, иногда кровь из носа или галлюцинации от препаратов; страх, сиюминутную радость от чего-то мнимого, гнев, источающий из внутреннего моего убранства, желчную гордость, пожирающую изнутри вину за сердца множества дев, тупую тоску, грусть и печаль, смерть и жизнь. Уроборос – мой друг, уроборос – мой враг. На протяжении долгих лет я внимал своему "двойнику", он жил где-то на затворках всех измерений в моей голове, развращаясь, прогрессируя; он ухмылялся даже, если я был не в том настроении, он насмехался, скалил зубы, желал большего, подбивал меня на плохие поступки, водил меня по глубинам моей исчерневшей души, выискивая всё более и более чёрные места, он порождал во мне смуту, он любил, когда это должен был делать я, он обвинял меня, ругал, стыдил, убивал, забирав бразды правления телом в свои руки, он повторял всё громче, что я слаб, что нам нужно поменяться местами; он должен вкусить жизнь, а я отдать этот кусок, свой кусок; он напоминает мне при малейшей возможности о том времени, создаёт неприятные ситуации.
Луна в ту ночь была очаровательно прекрасная: раскрывшись перед моими глазами, она вобрала в себя все муки, терзания, страдания, проблемы людей, чтоб до утра продержать на себе тяжёлую ношу, успокоив миллиарды. Выпрямившись, побрёл на её яркий, но холодный, недоступный свет, манящий своей красотой.
Подруга-луна часто будто танцевала со мной пьяный вальс, направляла поток мыслей в нужную сторону, помогала одним только своим видом успокоить душу. моими друзьями по-прежнему остаются вереницы бродячих и голодных собак с красавицей-луной, что упреждало и уничтожало любую заднюю мысль о одиночестве, подбадривая тем, что природа никогда не дремлет в свете ночного светила. И каждый раз ищу луну в бутылке, жду, надеюсь, лелею себя этой маленькой богиней.
Многие люди показывали мне свой "мир". Одна девушка показывала его тысячу раз, а я только сейчас, можно, сказать, осознал это, вникнул, обрел его. Всё помнится мне, что она схватила меня за руку, когда мы прогуливались (как потом узнаю из этого, что там проходило её детство, там в деревне у бабушки), повела по каким-то давно ушедшим из обихода людей тропам, хотела показать что-то, чтобы мы стали ближе, хотела открыть мне душу, а я с ухмылкой наслаждался её локонами золотистых, мягких, душистых волос. В моей голове иногда рисуется картина, где она довольная собой чуть ли не скачет по затерянным дорожкам, что ведут вглубь заброшенного парка, который, надеюсь, до сих про такой же живописный. Скачет, крепко держа мою руку по не тронутой, но с призраками таких же молодых людей, что когда-то топтали эту дорожку, дорожкой молодости нашей, охотно мне всё время рассказывая о том или ином событии, кои ещё служат верой и правдой её памяти с оговоркой на мелочи в силу прошедших лет.
За мной в 9 вечера заехало заранее оплаченное кем-то такси, мне сообщили, а я нырнул в машину без лишних слов и вопросов. Поездка была утомительна и скучна: водитель снова рассуждал о жизни, чем-то делился низменным; о проблемы с деньгами, ныл о своей неблагодарной работе и так далее. Меня высадили в частном секторе, где большинство домов можно снять, то есть на людей в округе я мог не рассчитывать, да и не хотелось. Вышло несколько дам приятной наружности и один мой знакомый, который как раз-таки пригласил меня на сие мероприятие с фанфарами и алкоголем. оглядев домик, что располагал к себе, увидел, что он маленький, видимо, с низкими потолками, весь в гирляндах, а само здание стоит на пригорке, откуда раскрывается хороший зимний вид на Волгу, подумал, что уйду оттуда раньше, чем все из собравшихся. Перемолвился парочкой слов с приятелем и полюбезничал с дамой, которая стала "хозяйкой" на несколько суток этого, как потом метко заметил, кукольного дома.
Внутреннее убранство было слегка вычурным и дешёвым одновременно: плазма и колонки бюджетные, несколько кроватей маленьких, маленький морозильник, стол – единственная действительно громоздкая мебель из всей этой "хатки".
Мне налили стопку и потихоньку я начал загораться вместе с этими недорогими гирляндами. С каждой опрокинутой стопкой меня начало всё больше и больше зачаровывать: этот дом, эти люди, эта мебель, эти голоса – это всё, что могло задержаться в моём поле зрения. Через часа два меня начало распирать, душа согрелась, сердце начало качать отравленную ядом алкогольным кровь. И я впал в полемику со всеми, кто мог ответить мне тем же, а не сидеть сложа руки, выслушивая мои замечания, начиная с обычного курения, а заканчивая любовью к искусству высокому. Уничтожив всякую симпатию их ко мне, пил ещё безудержнее и так, будто во мне открылась чёрная дыра, искривляющая пространство вокруг, ломая их время, разрушая их реальность, но потом заметил украдкой, что одной из девочек плохо от таблеток и спиртного. Она отрубилась и началась всеобщая паника, а я наблюдал всё так же отстраненно, но увлеченно. Началась карусель их эмоций, что выплескивались в виде всяческих выкриков, страха, недоумения.