Чарованная щепка 2

1. Новые гости столицы

В Итирсисе: 30 июля, воскресенье

Базиль Карнелис поглядел на даму с дочерью. Они показались так беззащитны в окружении гомона и пыли почтовой станции, что мужчина исполнился к ним самого душевного участия.

Его супруга приветливо сажала их в старый семейный экипаж ("Нисколько вы нас не стесните! Почтовых вам здесь ждать до вечера!"), но он-то знал — в оставшиеся два часа до столицы случайные попутчицы сполна заплатят ей за эту доброту. Анна Гаспаровна не зря держит всю стопку писем от Виолы поближе к сердцу и к доступу.

Дамы благодарили, жались в широких юбках на истертом сидении против Карнелисов и не ведали своей участи. Стоило экипажу толкнуться вперед, Анна Гаспаровна глубоко вдохнула и с любезностью развернула пытку:

— Как же вы совсем без багажа?

Старшая из попутчиц приняла учтивый вид, приличный для вояжной незначительной беседы.

— Мы выезжали только на день, — легко поделилась она. — Если бы не задержка с переменой лошадей — регулярный рейс уже вернул бы нас в Итирсис.

Леди Анна чуть прибрала свой благодетельный тон — скромные дамы без провожатых оказались нежданно столичными птицами.

— Искали простора и вольного воздуха? — предположила она тогда с пониманием вопроса.

Нисколько не городская, леди Карнелис полагала жизнь в Итирсисе почетной каторгой для родовитых дворян. Кабы не давняя надобность проведать своих птенцов — сама "Ближних Улиток" век бы не покинула.

Однако, старшая спутница и тут не вписалась в предложенную картину.

— Пейзажи дивно хороши, но нас влекла забота, — сказала она.

Эта забота как будто составляла ее гордость не менее, чем виолины письма для Анны, и леди благодушно прибавила:

— Осматривали приобретение.

— Землю? — оживился Базиль Себастьянович.

— Поместье с тремя деревеньками, — уточнила любезно леди. — Как говорят, доходу среднего.

"Тремя!"

Карнелисы владели лишь одною — та отстояла на целый день пути подалее, и "средним доходом" никто ее отродясь не чествовал. Первое впечатление о дамах совершенно обмануло Анну Гаспаровну, не дав угадать за пригретыми леди такого достатка. Поздравив себя наивной провинциалкой, она все-таки продолжила лить непритворное радушие.

— Чудное приобретение! Думаете покинуть шумный Итирсис?

Если дамы ищут такого же деревенского покоя, каким владеет в "Улитках" она сама — это еще как-то их сравняет.

Спутница равняться не желала и тонкой рукою поправила шляпку, по виду — совершенно новую.

— О, столичная жизнь еще нисколько нас не утомила. Усадебку пишем за дочерью, к остальному приданому.

Впрочем, горделивость ее была не надменной, а лишь типично материнской. Девица вовсе порозовела и непроизвольно заправила за ухо светлую прядь — жест был таким простодушным, что не вязался со статусом богатой невесты.

— Должно быть, жених уже сыскался? — подметила леди Анна этот славный искренний румянец.

Попутчицы улыбнулись обе.

— Весьма достойный молодой маг, многим нынешним не чета, — заверила старшая из леди все с той же важной ноткою.

Анна Гаспаровна удержала вздох: конечно, столичные лебедушки на нищих самоучек и не смотрят. Бедняжка ее Себастьян, как-то приходится ему среди таких боярынь?

Полгода уже минуло, как ее дети отбыли в Итирсис. Писали прежде каждую седмицу, но после — все реже и туманнее. Виола разливалась трелями о своих декорациях к постановке оружейников, о славной погоде, о добрых соседях — и матушка чуяла нутром, что за этим кроются большие трудности с делами.

Муж, Базиль Себастьянович, увещевал ее не тревожиться ("Денег-то птенцы пока не просят!"), но Анна все качала головою. Не просят — верно, задолжали всем. Той же леди Астер, она девица знатная — даже удивительно, что Виоле помогает. Как дочери не тушеваться с тою рядом?

А молодой Алвини! Поначалу в текстах значилось, что "Алессан Диегович имеет павлиньи наклонности", но скоро виолины эпистолы сменили его статус на "большой умница, пусть порой и забывается". Об этом франте Анна тут же расспросила всех знакомых, и насплетничали ей немало — супруг насилу крепким чаем отпоил, уверяя, что рядом с братом Виоле разбитое сердце грозить не может.

Последнее письмо в середине июля и вовсе было не к добру: взволнованно танцующие буквы объявляли леди Анне, что "новости скажу я вам уже при встрече".

Себастьян, очевидно, скептически смотревший на сестрины кривые посулы, прибавил к ним своим ровным уверенным почерком: "Вы только не волнуйтесь, матушка", — чем, разумеется, вконец ее добил.

Леди Анне стоило больших усилий не выехать к ним раньше уговоренного срока. Она не имела представления, в каком состоянии найдет дела своей доверчивой Виолы и диковатого Себастьяна.

"То-то в столице невесты взыскательные! — вздохнула теперь про себя хозяйка экипажа. — Куда пристроить моего затворника? Хоть без деревенек бы барышню, и деньгами не надо много. Но какая ж его разглядит — головы из-за книг не видно."

— Настоящий счастливец! — сердечно позавидовала леди Анна вслух. — Невеста красавица, да при манерах и состоянии. Дай им Бог!

Девица очаровательно смутилась и опустила очи.

— Моя дочь вам ровесница, но у той одни хлопоты на уме, — продолжила Анна, покрывая этой жалобой зуд бесконечной вины.

За неунывающей Виолой поместий не полагалось. В ее приданом числились только скрипом скопленные суммы, вызывающие к ней более сострадания кавалеров, чем их интереса. Дочери уже двадцать, и не будь у нее так мало перспектив среди редких соседей — не отпустили бы ее ковать свое счастье на чужую городскую сторону.

— Вращается в столичных кругах? — вежливо спросила попутчица.

Вот уж у Виолы круги так круги: резчики да оружейники. Только бы попутчица не взялась поминать, встречала ли хоть раз эту блистательную барышню.

— Да, с самой зимы, — ответила Анна, крепясь. — Едем проведать ее и сына.

Если прежде она и думала зачесть избранные места из отчетов дочери, то вне родных стен пелена будто спала с глаз и все победы птенцов показались грошовыми. Даже бурная повесть о себастьяновом спасении страны предстала, наконец, в своей первозданной нелепости — бойкая дочь всегда мастерски взращивала слона из мухи.