Человек, которого вспоминают последним

Человек, которого вспоминают последним

- Где же?.. Ну, где?.. - приговаривала тихо Лина. 
Девушка копалась в многочисленных коробках, что занимали весь чердак родительского дома. Она отчетливо помнила, что когда мама разбирала папины вещи,  нашёлся дневник. Тогда мама не стала его читать сама, и ей, Лине, с братьями не позволила. Тогда это было правильно. Тогда… читать дневник было бы слишком тяжело, а теперь Лина мечтала об этом. 
Сегодня особенный день для ее родителей, и хотелось… 
Нет, она просто должна отыскать ту тетрадь.  
- Нашла! – радостно воскликнула Лина, вскрыв очередную коробку. 
Сразу читать его не стала. «Лучше рядом с ними…» - подумала она.  

29 июля.
Моя дочка – самый неугомонный в мире ребёнок. Иногда я думаю, что именно за это я люблю её больше всего. Не так давно она задала несколько вопросов, которые поставили меня в тупик. 
Откуда берутся дети? 
Кто такие енарки и почему в честь них назван холм, который является главной достопримечательностью нашего городка? 
Мне совершенно не хотелось говорить на любую из этих тем, но моя радость не давала мне покоя. Ещё тогда, с неделю назад, мы с малышкой договорились, что я напишу для неё историю, и я честно сел за стол писать сказку, решив это сделать в виде дневника. Однако воспоминания охватили меня, и я не то, чтобы не смог закончить историю, я её и не начал толком. Слишком сложное это дело оказалось. Перечеркнул всё, что написал и вот начинаю заново. 
У меня была целая неделя, чтоб собраться с мыслями, но если честно… 

1 января.
Сегодня я с трудом утешил дочку. Она так ждала новогодних праздников, ждала и надеялась, что именно в канун Нового Года я дам ей почитать долгожданную сказку, а я… 
Я её подвёл. Надо срочно исполнить обещание. Не хочу, чтобы моя маленькая радость снова плакала.
  
Итак… Историю начну с того момента, когда до меня дошло: мир устроен намного сложнее, чем кажется.   
Сначала я думал, что папа с мамой меня не любят. Казалось, что у них нет на меня времени, и что я им не нужен. Однако потом я понял: у меня шесть сестёр и ещё трое братьев. Папа с мамой не могут одновременно уделять внимание всем детям. Я шестой ребенок в семье: не первенец – не наследник папы, и не последний, как самый маленький. Я родился где-то посередине, и мне уже давно не требуется помощь за столом, при одевании или в учёбе. 
В юности я часто слышал, как родители по вечерам между собой перечисляли нас по пальцам, проверяя, всех ли они покормили, уложили, и в таком духе.
- Дин, Эвер, Синти, Лили, Алекс, Санни, Джин, Дэбби, Мэл… Кого не хватает?
- По-моему ты всех назвала, милая. 
- Точно? Десять? 
- Давай ещё раз. 
Они вновь перечислили имена детей, пару раз сбились, и пару раз выходило так, что насчитывали одиннадцать. 
- Не, я столько не рожала! Это я точно помню. 
- Мам, пап… Спокойной ночи!
Я подходил к ним ближе. Они с нежностью всегда целовали меня на ночь, а стоило мне вновь отойти от них, как:
- А это кто? 
- Это Генри. 
- Ааа… точно! Генри! А мы его считали? 
- Да… или нет? Я не помню… 
- Давай еще раз, - злился папа. 
И так каждый день… 
Несмотря на это я люблю родителей, и совершенно на них не сержусь. В конце концов, им никогда просто с нами не было, а ведь папа не последний человек в городе. Он успешный банкир, и на него работала почти половина горожан. Каждый день столько работы, дел и вообще… И как бы папа не был занят, каждый вечер уделял нам время как мог. 
 
3 января.
Молодежи и детворы всегда хватало на улицах, но друзей у меня не было. Причина была не в том, что меня и тут забывали. Нет… Хотя… Лучше бы забывали. В отличие от моих родителей у всех остальных горожан с памятью все было отлично. 
Обидно… 
Молодежь всегда собиралась у подножия Холма Енарков. Тут и дети резвились, и мы, что постарше, приглядывая за малышней, отлично проводили время. В какой-то момент меня отвлекла Кэнди, одна из дочерей папиного заместителя. Мы болтали, отвлеклись от друзей и вдруг услышали визг и шум. 
Одного из ребят окружили дети и охали-ахали. Самые младшие расплакались. Нам с Кэнди было не видно, что происходит. Мы не знали, кого окружили и над кем плакали, но мы сразу поняли, что кто-то явно ушибся. Возможно, поранился. Детвора увидела кровь на коленке или локте вот и воет в голос. Я сорвал пару листиков подорожника, считая, что для первой помощи это именно то, что надо, и мы вместе с Кэнди с веселыми улыбками пошли к остальным.  
- Не надо плакать. Нашли из-за чего реветь! – весело сказал я. – Сейчас подорожник приложим и всё тут же залечиться! Аха-ха-ха! 
Только когда я уже смеялся в голос, как… пропущу…
Когда я посмотрел на поранившегося ребёнка, меня перекосило. Самый младшенький из ребят упал на камень и сильно ударился локтем. Это я ещё мягко выразился. Кости торчали так, что… а кровищи-то сколько было… ужас…
Меня стошнило. С трудом отвернуться успел, чтоб ни на кого не попало. 
Мальчику руку лекарь залечить не смог - пришлось отрезать. Из-за моих слов о подорожнике все сочли, что я издевался, а я ведь даже не видел, что случилось.
Объяснения никто не слушал. Из-за этого стали некрасиво дразнить, и  появилась кличка «Подорожник». Пару раз старшие ребята меня избивали. 
После того случая, когда мама и папа вечерами перечисляли всех детей, то меня, как Генри, они по-прежнему не помнили, но если сказать перед ними слово «подорожник», то они всегда отправляли тяжелые взоры в мою сторону. 
    
4 января.
Эта тетрадь – черновик. Понял это только что. 
Я не дам её читать дочке. Зачем ей знать, что её папка в юности был неудачником? Да и еще и кличка эта… бр… Не, не, не! В сказку для дочки я всё это переносить не буду! Сейчас просто повспоминаю, как было-то всё, а вот уже потом напишу в красивой чистой тетради сказку и отдам своей маленькой радости. Вот же она обрадуется!