Человек с Преображенской

Человек с Преображенской

Глава 1

Встреча

Ветер дул с моря, и казалось, был готов заморозить все на своем пути. Не жалел он и маленького человека, одиноко стоящего на пустом Николаевском бульваре в этот январский холодный вечер. Человек смотрел в сторону моря и о чем-то думал. О чем? Может быть о том, что уже успел сделать или еще сможет успеть, а может быть, он просто находился под впечатлением от увиденного сегодня вечером. В Оперном давали премьеру «Пиковой дамы». Приехал сам Чайковский.

Шел январь 1893-го.

Человек поправил воротник черного пальто и пошел старинными улицами. В этот поздний вечер он не хотел возвращаться домой в экипаже. За ним, как бы крадучись, шел мокрый снег, а уличные, уже электрические, фонари отбрасывали на заснеженную мостовую фантастические тени, чем-то напоминающие финальную сцену из «Пиковой дамы».

Музыка из оперы еще звучала в голове маленького человека, когда он открыл дверь своего дома. Дверь заскрипела, и, на мгновение,  этот звук прервал размышления хозяина. Пушкин, Чайковский отошли в подсознание, а на первый план вышла мысль о том, что надо бы смазать эту неугомонную дверь. Вот уж, воистину, «сапожник без сапог»!

Раздевшись и пройдя по деревянной лестнице на второй этаж, человек заглянул в гостиную. Тихонько тикали напольные часы, за окном все так же шел снег, и тени, отброшенные фонарями, бегали по просторной комнате. Не включая свет, человек прошелся по комнате, постоял у окна, заложив руки за спину, а потом сел в кресло, стоящее у тлеющего камина, и закрыл глаза…

Сквозь белую дымку то ли сна, то ли воспоминаний я опять вижу вывеску нашего завода «Завод Российского Общества Пароходства и Торговли». Ворота широко открыты, гудит заводской гудок и я, как и многие, такие как я – простые рабочие по цене 99 копеек за день – спешу приступить к работе…

И вот, я уже в мастерской, на своем месте. Инструменты, станки и готовые компасы. Я все тот же парнишка – механик, что был в Харькове. Переодевшись в рабочую одежду, сажусь за свой стол и опять, и опять что-то собираю и собираю…

И снова дымка – и новое видение. Вращающаяся шестеренка на столе мастерской превращается в крутящееся колесо отцовской телеги. Я сижу сверху нее, утопая в душистом сене. Мы с отцом возвращаемся домой с поля. Старенький крестьянский дом, мама с кувшином молока, а по вечерам – горящая лампада и пение сверчков. А еще в память врезались равномерные удары молотка. Это отец ремонтировал обувь односельчанам… Тук, тук, тук…

- Иосиф Андреевич, батюшка наш, когда же Вы пришли? Прямо в кресле и уснули, - чей-то нежный голос обратился ко мне.

Я открыл глаза… Передо мной возвышались напольные часы, отстукивая время. Тук, тук, тук… Часы показывали шесть. За окном было еще темно и тихо, и только Анастасия, моя милая Настенька, уже хлопотала по хозяйству, наливая чай в мою чашку.

Медленно я подошел к Анастасии, обнял ее за плечи и поцеловал в шею. Она вздрогнула, улыбнулась, но продолжила наливать чай.

Настенька была моей первой и единственной любовью. С ней мы уехали из Харькова, с ней мы пережили первые голодные месяцы в Одессе, с ней мы похоронили первого нашего сына Андрея, которому не было и трех месяцев от роду.

- Как ты сегодня себя чувствуешь? Вчера вечером я не хотел идти один в оперу, но ты настояла, - я осекся на полуслове. Настя поставила фарфоровый чайничек на стол рядом с чашкой, повернулась ко мне, поцеловала и шепотом произнесла:

- Все уже хорошо, милый… все хорошо.

Я взял чашку с утренним чаем и направился к окну. Старый дворник Степан уже суетился под окнами нашего дома – мастерской на Преображенской улице, что-то сердито бормоча, и размахивал метлой, сметая выпавший ночью снег.

Настя уже выбежала из комнаты, спеша сделать завтрак для нас и детей. Она успела подложить несколько сухих дров в камин, и это было очень кстати. Я опять сел в кресло и вытянул ноги поближе к языкам пламени. Когда же придет весна? Скорее бы.

Наверное, казалось, на мгновение, я опять закрыл глаза. И снова память меня вернула на завод, где я проработал почти шесть лет. Я механик. Уже поздно. Я один в цеху. Все рабочие давно покинули завод после трудового дня. Я что-то мастерил. Я помню, как какая-то деталь никак не хотела получаться. Я сердился, но снова и снова переделывал ее. Вечер за вечером. Ах да, это было мое первое изобретение. В полудреме я почувствовал, что улыбнулся. Это был «масляный манометральный пресс» для проверки манометров паровых котлов пароходов. Раньше мы отправляли их в Глазго. Это было очень накладно и долго. Я помню радость, которую смог разделить в тот вечер только с Настенькой, когда это устройство заработало…. И все-таки, когда же весна?

Май 1893-го.

Видимо, я заснул за рабочим столом в кабинете. Меня разбудил громкий крик молочника, кричащего на всю улицу: «Молоко, молоко! Дамы и господа, свежее молоко! »

В руках сломанный карандаш. На столе привычные для меня вещи: бумага, письменный набор, какие-то наброски чертежей, очки и подаренные батюшкой императором Александром II карманные золотые часы… 

По улице постепенно начинают ездить повозки и экипажи. Одесса просыпается.

Улыбаясь, Настенька зашла в кабинет.

- Иосиф Андреевич, Вы опять за работой заснули. Пойдемте завтракать, а то скоро дети встанут.  Да и старшенький наш рвется работу начать, - спокойно и по-деловому произнесла она.

- Да, да, я уже иду. Через пять минут буду в столовой, - ответил я все еще сонным голосом.

Я посмотрел на карманные часы, лежащие на столе. Они показывали начало седьмого утра, и стрелка неумолимо отсчитывала время. Тик-так, тик-так…

После дружного завтрака в кругу семьи я опять уединился в кабинете.  Сегодня меня ждала встреча. Встреча, которая могла многое изменить в моей жизни и направление в работе. Надо было подготовиться, но я не знал, с чего начать.