Черничное вино

Черничное вино

  Джаз. Легкий джаз, летая по помещению словно весенний ветер, застревал нотами в пробке свежего и только что открытого шампанского. Шипящий напиток сию же секунду разливала по хрустальным бокалам бледнолицая Лиза, полюбившиеся всеми с самого ее рождения. Она была похожа на гордого лебедя. Она никогда, в прямом смысле этого слова, никогда не опускала длинных изящных рук — всегда старалась обслужить каждого посетителя быстро и без всяких скандалов. Сегодня ее шею обвивает черное ожерелье с тяжелыми каменными бусами, указательные пальцы пестрят железными перстнями. Сегодня она — принцесса дракула. А ее любящий, ее единственный живой родственник отец — король дракула. И это бесспорно. Но только сегодня ночью, в эту ночь жаркого Хэллоуина…
 

                                                                                    ***

      Винный бар, можно даже сказать, что целая библиотека вина, располагалась на самой южной стороне городка, где пекло не хуже, чем на местном пляже. Заведение, как мастерски отточенное скульптором творение, было видно за километр. Потому ли, что оно располагалось на вершине холмика или потому, что кирпичное здание странно выкрашено в бежевый цвет и его стекла специально никогда не протирались? Внутри всегда было как-то шумно словно в пивном пабе. Все потому, что мистер Луи, владелец «винотеки», не видел счастья в глазах посетителей без шумной атмосферы и громкого звука органа у себя в местечке. Он часто, оставляя дочку Лизу за столиком одну, просто подходил к огромным друзьям в майках-безрукавках и играл с ними в карты до ночи. А окна выходили на прекрасный мрачный лес и на пристань, так что юная красавица могла смотреть на ночные фонарики и мечтать, сжав в руках темно-синюю книжку с «Алисой в Стране Чудес» о том, что их лиловое заведение, название которому придумала она сама, однажды станет настолько известным, что она сможет одеть на какое-нибудь награждение блестящее мамино платье.

      Словом, главной опора семьи Лизы просто не стало: мама, замечательная артистка, умеющая играть на пианино, будто бы родилась в своих темных бархатных каблуках и с самого младенчества стала ходить по подиуму. Она была невероятная. Она смогла разглядеть в обычном трубаче Луи, который никогда не мог застегнуть ремень на брюхе, вполне привлекательного мужчину. Для нее не было некрасивых. Вместо комплиментов она подбадривала дочь так: «Как может быть то, что сделано природой, богом или вселенной мерзким? Посмотри на себя — ты счастлива». Лара никогда не сдавалась. А если и сдавалась, сидя при тусклом свете с бутылкой сидра, то только из-за своей болезни. Она потеряла слух, когда ей было только девятнадцать. Она не могла жить с этим и приняла для себя решение покончить с жизнью совершенно внезапно: сидя в корабле, который вез ее в Америку. Никогда еще море так не бушевало, как в ту ужасную ночь.

      Она забыла о Лизе. Лизе было больно. И по сей день, в свои двадцать восемь, ей очень больно. Что-то очень плохо дышится, когда убираешься в винотеке, что-то колит в груди и хочет вырваться наружу злость и прочее скопление не выплеснутых чувств. Почему? Почему именно она? Совсем одинокая даже в этих родных стенах.

      Сегодня девушке было относительно спокойно: она как деревянный кораблик с алыми парусами, только заместо парусов талию обвивает веревочка от красного фартука, а на ногах новые кроссовки, привезенные из-за границы подружкой. Лиза мыла полы и расставляла все бутылочки по полочкам, вслушиваясь в хриплый баритон Армстронга. Сегодня отец предпочел поставить старую пластинку и скрыться где-то в кладовой. Его брюнетка могла только догадываться, чем занят ее любимый музыкант, отращивающий седую щетинку и густые усы. Однако это было в мрачный осенний день для Лизы интересно, хотя она понимала безбашенность Луи и не хотела влезать в его безумные «дела». Если вы любите наблюдать за людьми даже в темное время суток, вы бы уловили, как внезапно барменша прекрасного винного бара ловко переступает через металлическое емкое ведрышко, как быстро и в какой-то ярости снимает милый фартучек, топчет ногами на месте и разворачивается назад. О, симпатичное лицо такой девушки не должно было так внезапно кривиться. Оно должно улыбаться.

      Но это не была бы Лиза. Хрупкая, в то же время огненная; бесхарактерная и наивная, но в то же время стойкая и гордая. Ее бы не понял самый умный психолог и самый, казалось, мудрый мужчина. В нее сложно влюбиться. В нее и не влюблялся никто, кроме родителей и черного кота Пятницы. И то… любит ли он ее за ветчину на кухне или все-таки за большое сердце? Ей все равно. Главное, что любит.

 — Тук-тук, — сымпровизировала стук девушка, подойдя к проему в дверях, за которыми сидел папа-изобретатель.

 — Я сделал нам костюмы. Сегодня ночью будем отмечать Хеллоуин. Сюрприз! — Луи обворожительно улыбнулся и встал с крошечного табурета так вдохновленно, что казалось, что он начнет петь заводную песню из какого-то мюзикла, — смотри, там коробке. Я даже усы черные себе смастерил!

      Лиза улыбнулась, нежно погладила по голове папу и тихо приоткрыла бумажную коричневую коробку. Именно в ней однажды лежали книжки со сказками, которые по ночам родители читали своей Лизе. Тогда они жили долгие месяца в комнатке при кафе, где выступала Лара, играя на рояле. Маленькая девочка редко выходила на улицу и только и делала, что слушала Бетховена и сто тысяч раз прослушиваемую сказку про «Буратино». Каждый раз казался все интереснее и интереснее. Еще волнительно было услышать новую сказку о «Золушке», с которой потом так долго сравнивала себя Лиза: наверное, понять то, что она не одинокая, было тогда чрезвычайно важно. И засыпать под приятный сказ о том, как у забытой всем миром принцессы наконец исполняется мечта и светится бальное платье и красуется на ножке туфелька — очень приятно. Не совру, если отмечу, как в это верила юная работница винотеки тогда, спав в уголке темной комнаты совершенно одна, пока ее родители ищут работу, на которой бы их не обокрали и не обсмеяли.

      Безумцев нынче не любят. Может, и она безумна, перед сном вертя в руках мамину
шкатулку из березы. Барахлящий вальс все равно заставлял плакать.

 — Ну, чего ж тут думать? — Лиза, будто бы только что проснувшись, протерла глаза и вынула черное, как у какой-то летучей мыши во плоти шелковое платье. Это же тот самый наряд, который однажды она сама не дошила! Тот самый костюм, из-за которого у нее все подушечки пальцев левой руки испачканы кровью и изрезаны иголкой! Теперь платье по колено выглядит очень даже заманчиво и непохоже на атрибут одежды Золушки до бала, — он такое красивое! Что за образ будем демонстрировать на этот раз?..

      Вспомнив о прошлогоднем образе Вупсеня и Пупсеня, девушка скорчила гримаску и посмотрела на счастливое красное лицо папы: он редко видел в глазах дочки хоть какой-то намек на радость. Вся в работе и заботах, она редко уже мечтала о чем-то, хоть это было ее любимым занятием. Единственное проявление нежности она выражала по отношению к папиному «ёжику» на голове и к пушистым котам, клеящимся к ее ноге во время обеда. А бывало, когда в заведение заходила вечно нетрезвая вином престарелая мадемуазель, она снимала со своих ветхих пальцев какие-нибудь медные кольца и дарила их милой Лизе. Лиза благодарила ее, подливала в граненый стакан сидра и садилась рядом. Для нее начиналась целая ночь историй от овдовевшей миссис. Только представьте себе: полная луна, холодный ветер из крохотного окошка и шум моря, который можно было услышать только в полной тишине. Лиза редко слышала его: приходилось задерживать дыхание и сидеть прямо на подоконнике, как Рапунцель, спускающая свои косы. Но и у нашей барменши не было таких кос — всего лишь густые темные волосы по плечи, вьющиеся на концах.

 — Я буду дракулой, — Луи захохотал словно ребенок, сумевший спрятать дневник от наскучившей тетки, — вот, оглянись.

      Сзади на ручке бардового шкафа висел огромный костюм, еле удерживающийся на пластмассовой вешалке. Ну, конечно же огромный — на трубача Луи другой бы не налез. Это был жилет из искусственной кожи и обыкновенная сальная сорочка, которую очень давно гладила Лиза; длинный черный плащ с заплатками и алой подкладкой, парик на стуле и конечно же забытые временем темные брюки, ради которых однажды худел отец. Теперь, верно, он в них сможет выступить перед публикой ночью.

      Короче говоря, Лизе понравилось, а значит, понравится всем. Нежность в ее прекрасном воплощении села на колени трубача и поцеловала его в щеку, одобряя все, что он сделал. Луи был признателен в первую очередь его музе, так что тут же погладил пальцем фото его погибшей жены на почти что обрушившейся стене. А работница бара поскакала мерить пышное платье, рассматривая его каждую детальку вплоть до изящного гипюрового рукава.

      Секунды — и фигурка Золушки очерчена темным цветом. Мрачно, но эффектно фата прикрывает болезненно бледное лицо, которому даже не требуется грим для полного сходства с невестой дракулы. Бархатные туфельки тридцать шестого размера делали ступню девочки еще меньше и женственнее. Мало кто знает, что эту обувь делал на заказ портной Оливер, вдохновляясь добрым взглядом темных глаз нашей любимой барменши. Как настоящий художник, архитектор своей личной фабрики обуви, он углубился в данную работу с головой и продал Луи данное творение почти что задаром.

      Несмело Лиза посмотрела на себя в зеркальце. Она долго рассматривала что-то в своем макияже и долго думала, стоит ли ей так наряжаться, если ее никто не приметит за ужасно большим барным столиком. Но, видя счастливое лицо своего трубача, грех было бы на праздник прийти в повседневном сером платье. Вдруг на ночное торжество придет какая-то особая персона и просто не заметит ее в потоке бесконечных красочных нарядов?..