Чёрное и Белое

Глава 4

- Ты сюда вернёшься? Будешь тут ждать? Клянёшься?

- Клянусь. Мне тут нравится. Может, осяду. Работу найду. Так и буду петлять – то к тебе, то сюда.

- Правда? – лицо Анны просветлело. – Тогда зачем же мне от тебя отлепляться? Если жизнь и тут наладиться может.

- Затем, что ты – талант. Не хрена пропадать в глубинке. Адрес не потеряла?

- Он у меня в памяти и в сердце: твои друзья и моими станут.

- Непременно станут, - заверил Дэниц.

…Проводы были пышными и весёлыми. Эмилия наготовила вкусностей. Пили, танцевали, смеялись, тосты говорили вперемежку с анекдотами. Анна хохотала громче всех, словно и не было того страшного и позорного происшествия в баре. А, может, хохотала оттого, что забыть хотела, как её продавали? Криста видела, что она полна жизни и энергии, и хотела бы радоваться, да что-то мешало. Может, зря она горюет? Не пропадёт девушка? Только как это можно с таким грузом вины жить и жизни радоваться? Или уроки Дэница впрок пошли?

А уезжала Анна - со слезами, объёмистым пакетом рисунков и решимостью покорить Гаат и его бомонд. Дэниц лично добросил её на своём байке до самого города, вывез её на рассвете, тайком. Да в центре и задержался – устроить свою протеже. Пока колобродил он невесть где, Криста работала, и чем больше силы тратила он на исцеление, тем больше энергии получала взамен, больше радости, и молитвы её к Всевышнему летели ввысь свободно и легко, белыми лучами, белыми птицами, белыми лепестками. И каялась Криста, каялась, за жизни загубленные казнила себя, за соглашательство с врагом своим казнила, чуяла – запачкалась она рядом с Дэницем, и не так просто будет прощение заслужить, будет тащить за собой груз грехов – а сколько ещё их накопится, лишь Создателю ведомо.

Шумиха по поводу пьяной драки с летальным исходом гремела недолго. По всему вышло, что Бад сам и виноват – наркотики в баре хранил, перепродавал, а потом сам на свою же бутылку и напоролся в пьяной разборке. Наркотиков ни у Жо, ни у Леску не нашли – да они и впрямь их в руках и не держали, а разговоров о том, что пришли они за выручкой – тех разговоров никто не слышал - свидетелей нет, следователь их домыслил. За Жо и Леску родители ходатайствовали, уважаемые люди – какой смысл их гнобить? Баду уже всё по барабану, всё параллельно – вот пусть он и расхлёбывает вину всеобщую. Криста только удивлялась – как это Дэницу удалось так ловко всё обустроить? Благодаря его ли прохиндейским трюкам обошла беда дом Хоумлинков, или Всевышний решил дать ещё шанс?

Неутешную Эмилию приходилось успокаивать каждый вечер. Горбач работал ежедневно. Только день в поле, а день – в пивнушке, день в поле – день с Дэницем за картами. Иногда Кристе приходилось вместе с Борисом вытаскивать его из прокуренного подвальчика и тащить домой.

- Коста, вы же отец семейства! – увещевала она. – Давайте я вас в Храм свожу, вместе помолимся – Господь милостив, с его помощью изгоним зелёного беса!

То ли бес настырный попался, то ли Горбач не желал излечиваться. Протрезвит его Криста, разгонит воронку, Горбач поплачется, покается, а через день опять проклятое пойло из дома его уводит. Словно та бутылка, что распили они с Дэницем, клеймо наложила. Крепко въелась сажа. Не отмывается. С плотью смешалась. Ничего – Криста и не такие крепкие орешки раскалывал! Одолеет недуг.

Каждый Божий день Криста, испросив соизволения Всевышнего, клала Горбача на жёсткую деревянную лавку. Клала усталого, после смены, ворчащего и жаждущего чарки. Клала нетрезвого или вовсе пьяного, жалко брыкающегося и пукающего. И начинала изгнание беса, массажем, пассами, молитвами, а то и по щекам хлестала с яростью и рыком, когда терпение иссякало. Коста трезвел, а лавка под ним чернела, точно от копоти.

И в один прекрасный – или несчастный – миг зашаталась лавка и треснула пополам. А Коста словно бы очнулся от тяжкого сна. Потаращился в пустоту, огляделся и спросил: - Где я?

- Дома, отец, дома, - ответила Эмилия с жалостью, и Горбач пал ей на грудь. Эмилия едва удержалась на ногах от его напора. И с этой минуты Горбач словно влюбился заново в свою супругу. Вернулся к супружеским обязанностям. Возвращался домой и не отходил ни на шаг. На работу собирался – и стонал от ужаса, что оставляет её на чужестранцев. Короче, овладела Горбачом ревность. Не сказать, чтобы он совсем перестал пить, выпивал изредка – чтобы расслабиться, но пьяным – ни-ни! Словом, как все. Но свято место пусто не бывает… Следом за алкоголем укреплялась привычка расслабиться – или взбодриться - за карточным столом – тем более что, благодаря ауре Дэница, Горбачу пока везло.

Криста и рада была возрождению кроткого Горбача, и словно бы и не рада. Когда Эмилия смотрела на неё так пристально и преданно, и отчего-то укоризненно, тушевалась она, шептала молитвы и тихо испарялась.

Кто их разберёт, этих людей, почему кроме молитв и Господа Бога нужно им так много всякого другого? Почему человек больше к человеку тянется, чем к Богу? Почему развлекаться и предаваться маленьким жизненным радостям стремится сильнее, чем к совершенствованию помыслов, трудов и души, дабы приблизиться к Творцу Единому? Думала Криста, размышляла – и не находила ответа, почему жизнь земная, грешная, злая, грязная так затягивает посланников, и как бы даже перерождать начинает мало-помалу…