Чёрное и Белое

Глава 5

- Господин Фотий, помогите! - Горбач перехватил Кристу поздним вечером на лестнице, покачиваясь не от опьянения, а от волнения. - Жена все ночи напролёт за письменным столом просиживает. Вот и сейчас – так и застыла, как бесчувственная, только щёки горят. Я уж и так, и этак, говорю – сожжёшь себя, спать нужно, во сне болезни проходят…

- Во сне, конечно, что-то, может и пройти. Но в целом информация устаревшая, - устало ответила Криста.

- Так моя бабушка высказывалась, - сказал Горбач, оправдываясь. – Но раз вы так говорите – значит, устарела. Вам виднее, господин лекарь. – Он явно загрустил после слов Кристы, словно лишившись ещё одной хрупкой опоры.

- Сон сну рознь. Иной сон только чудовищ и порождает. Чтобы лечил, заботы тягостные сбросить надо, у близких прощения попросить, душу перед сном очистить молитвой искренней, и тогда ангел пошлёт сны сладкие и целительные, - говорила Криста на автомате, думая о другом, нечаянном и печальном.

- А она вот не спит. Так вот и сейчас сидит и сидит. В стенку смотрит. А мне нехорошо. Спрашиваю – лапушка, что надо? Лекарства? Плохо тебе? Нет, говорит, не плохо. А как? А никак. Странно. Вот как.

- Не стоит тревожиться. Рецидивов болезни давно не было. И не будет, я уж послежу за этим.

- Да, да, конечно. Только раньше она на меня по-другому смотрела. Словно просила: «Побудь со мной, не уходи, прижмись крепче». А теперь смотрит так, словно говорит: «Что-нибудь надо?»

- Наверное, это мнительность. Не всегда в глазах прочесть можно глубинное. Чаще видишь то, что хочешь видеть, или то, чего боишься. Госпожа Эмилия просыпается, новое вдохновение обретает. Наступит день, когда принесёт она в редакцию свои творения, и родится новый автор. Так что пускай работает.

- Да я что – я не мешаю, - смущённо улыбнулся Горбач. - Говорите, хорошо пишет?

- Душевно, Коста, боговлюблённо.

- Вашими бы устами… Хочется верить, да боязно.

- Верить не бойтесь. Вера спасает. Верьте и молитесь.

- Да-да, да-да…

Когда Горбач вышёл из дома с удовольствием покурить перед сном, что вполне заменяло ему молитву, Криста не превозмогла отчаянного, скребущего, грешного любопытства, неслышно вошла в комнату Эмилии, сидящей истуканом с остановившимся взглядом, подошла скользящим шагом к ней сзади и заглянула через плечо, удерживая порыв положить руки на плечи. На листке, лежащем перед хозяйкой, было только 4 строчки:

«Когда пришёл он, вздрогнула Земля,

и тени вздыбились, и проклиная, и моля.

И понять никто не в силах, что легко,

бальзамом Небо на душу легло…»

Эмилия вздрогнула, но от каких-то внутренних своих течений, и не обернулась, и завертела ручкой, и начала торопливо записывать что-то ещё, а Криста поспешно попятилась, заскользила назад: негоже тревожить и через плечо заглядывать, а ещё гаже – в мысли лезть. Человек в астрале витает, стихи сочиняет.

А наутро, когда Горбач отправился в поле, Эмилия и Борис ещё сладко спали, а Дэниц ещё и не возвращался, у Кристы на сердце вдруг расцвёл странный цветок. Криста поднялась, оделась, спустилась вниз, чтобы выйти во двор и накачать воды – ведь сегодня был душевой день.

Криста увидела подле крыльца знакомую фигуру. Девушка в серебристой курточке стояла неподвижно и курила, любуясь осенним садом, и она с радостью поняла, что Анна вернулась из города домой. Вот и славно! Криста пошла к ней, не таясь, с открытой душой, без маскировки.

- Анна, вот радость-то! Не только отец с матерью скучали. И я соскучилась, не скрою, милая.

- А, Криста! А я–то как соскучилась по своим! Мне тут лучше, чем в городе, вот, стою, наслаждаюсь покоем… А ты хорошо выглядишь. Красивая. Зря в мужчину играешь – нет в этом ничего почётного. Невелика честь под мужика косить. Хотя я тебя понимаю – мужчиной быть приятнее, им всё позволено, только как ни старайся – их не перешибешь, верно? Чую, и тебе от них досталось, коли бабой быть не желала, – Анна улыбнулась полными, ярко накрашенными губами. Однако Криста заметила, что вокруг глаз Анны засинели круги, под глазами припухло. – Права я, скажи, ведь права?

- И да, и нет. А среди мужчин достойных хватает – всё зависит от того, чего ты сама от него ждёшь, чего желаешь, как рассматриваешь… А что по дому соскучилась – это хорошо, замечательно! Лучше родного дома нет! Он точно якорь – где бы ни плавал, как бы далеко не отнесло, он всегда поможет дорогу назад проторить.

- Если раньше на дно не утащит. Нет, якорь сбросить необходимо, и парить одиноко и свободно. Ни к кому не прилепляясь.

- Отчего же невесело об этом говоришь? Почему не продолжала парить свободно?

Анна не ответила, отбросила докуренную сигарету и отшвырнула носком сапожка окурок, потом вытащила новую сигарету, щёлкнула зажигалкой, сладко прикурила.

– Потому что всё вокруг ложь, враньё, и доверять некому. Одни фантомы. Будешь спрашивать, интересоваться, как жила, почему денег матери не слала? Не будешь, по глазам видишь, верно? – она затянулась с наслаждением. - Не нужны мои таланты никому, Криста.