Яркие лучи бесконечным каскадом падали на каменные стены, настолько нагревая их, что в воздух поднималось беспокойное марево, размывая в своих потоках очертания города. Великий и древний Бэхмэн, чьи купола подпирали небесные своды, а фундамент вгрызался в земную твердь, брал свое начало с неприметного оазиса близ реки с водами цвета глины, и за прошедшие столетия из военного форпоста превратился в огромный торговый город. Рошан Амен бесконечно любил его за тесные улочки, выложенные плитами песчаного цвета, меж которых пробивалась блеклая трава, за белоснежные дома с узкими окнами и струящимися шторами, что пестрым покрывалом закрывали потолки у террас, и за небывалое изобилие зелени. Со своими тенистыми садами, поистине бескрайним рынком, чайханами, лавками и ремесленными мастерскими Бэхмэн мог посоперничать со столицей Шаниата, ежегодно привечая сотни караванов, пересекающих пустыню только для того, чтобы стать его частью. Он был вторым сердцем бескрайних и жестоких песков, и сафины отдавали ему должное за это, когда после долгого перехода перед их взорами вырастали белые, покрытые фресками стены, обещавшие прохладную тень листвы и мятный шербет.
Рошан, прислонившись спиной к деревянной балке чайханы, наблюдал, как на низкий постамент торговой площади выходит вереница рабов. Уставшие, покрытые грязью и пылью, они резко выделялись на фоне синих и золотых куполов далекого храма. Плечистые работорговцы подгоняли их окриками, ударяя кнутом о землю, приподнимая облачка пыли. Пугали, не смея ударить и испортить товар, который сразу потеряет в цене из-за пары синяков. Среди закованных в кандалы были выходцы разных стран: смуглые и темноволосые жители Южного Королевства, белокожие и надменные уроженцы Священного Царства, гордые и яростные северяне, и сами сафины, коих было большинство. Но в неровной шеренге рабов сильнее всех выделялись факторумы, несущие на себе бремя предков, проклятые богами за власть, что держали в своих руках их отцы, измененные духами до неузнаваемости. Рошан не мог назвать их людьми, хоть мать долгими вечерами и пыталась внушить ему это. Презренные, уродливые твари, у которых животного было больше, чем людского. Они не имели права быть свободными. Их место здесь, на невольничьем рынке среди песков.
Наконец взгляд Рошана зацепился за высокого мужчину, одетого в ярко-красные шаровары, желтый, расшитый цветными нитями жилет и чалму. Тот белозубо улыбался, вполуха слушая увещевания торговца. Скорее всего, мужчина был ровесником Рошана — не старше тридцати, — но лицо его пряталось за густой бородой, добавляющей к облику несколько лет. Рошан почувствовал, как внутри у него поднимается гнев. Сарда Хершид выгодно выделялся среди остальных не только блеском дорогого наряда, но и статью, уверенностью и тем особым взглядом, что обладают лишь рожденные карачи¹. Он одним движением руки прервал бессмысленный хвалебный поток слов работорговца, молча указал на тройку рабов и пошел прочь. Сделку за него завершал слуга, все это время верным псом маячивший рядом. Сарда не стал ждать свою немногочисленную свиту, уверенным шагом направляясь к чайхане, где с ноги на ногу переминался прекрасный скакун. Рошан не торопясь двинулся навстречу. Делая вид, что увлечен экзотичного вида рабыней, он будто бы случайно столкнулся с Хершидом плечом, но, будучи из класса эмиров², моментально рассыпался в извинениях.
— Прошу простить меня, господин! Лучи Ригель³ отуманили мой взор… — Рошан с почтением склонил голову, поспешно пряча глаза, страшась, что Сарда успеет заметить в них искры ненависти. Внутри у него все кипело от собственного заискивающего голоса, склоненной головы и благожелательного взгляда Хершида, прожигающего в нем дыру. Хотелось вцепиться в глотку паршивого карачи прямо здесь, вонзая бебут⁴ меж ребер.
— Ничего, воин. Иди с миром, и пусть Шираз осветит твой путь! — Хершид снисходительно кивнул, от чего Рошан на секунду прикрыл глаза, прогоняя алую пелену ярости.
— И пусть Ксанос не встретится на нем… — эхом прошептал он вслед удаляющейся спине ритуальную фразу.
Этому трюку Рошана научил босоногий мальчишка в далеком детстве. Бехруз, так звали маленького воришку, неожиданно прибился к дому уважаемого эмира, выполняя грязную работу за корку хлеба или похлебку. Они быстро подружились — Рошан учил друга держать саблю, а тот делился секретами ловкости рук. Дружба с выходцем из нижнего класса не добавила ему авторитета среди сверстников. Мать Рошана была родом из Южного Королевства, что делало её сына, наполовину сафина, в глазах остальных испорченным фруктом. Рошана унижали, били и издевались, и только Бехруз всегда злобно скалился и подавал ему руку. Он же никогда не жаловался родителям, с еще большей страстью отдавая себя воинскому искусству. Когда им исполнилось пятнадцать, Бехруз ушел в армию и через пару лет погиб где-то на границе с Кандийским Царством. А Рошан до сих пор с ловкостью мог не только срезать чужой кошель, но и подбросить скомканную записку.
«Сарда Хершид. У меня есть важные сведения и свидетели касательно некоторых ваших дел. Так, я располагаю данными о перепродаже рабов, которые именуются вами как мертвые души, а также о том, что доходы с этих сделок идут мимо казны Шаниата. Полагаю, вам будет интересно это обсудить? Если так, то жду вас у северного оазиса, известного среди караванщиков как сад Черного Сердца, когда свет светила полностью померкнет. Приходите один, иначе мои сообщники передадут эти сведения судье Сохрэб-эфенди.»
Рошан ухмыльнулся, представляя реакцию Хершида. Потребовалось потратить несколько месяцев и подключить многие связи, выискивая и вынюхивая о счастливчике, что должен был стать мужем женщины, которую Рошан любил. И пару недель назад Шираз смилостивился, даровав своему рабу невиданную удачу. Рошан давно искал возможность избавиться от своего знатного соперника, но сделать это хотел так, чтобы не запятнать честь своего рода. Он знал, что предстоящая свадьба ненавистна Эш так же сильно, как и ему. Когда они виделись в последний раз, он сам вытирал с ее щек крупные слезы, которые сверкающими бриллиантами собрались в уголках черных глаз. Узнай отец Эш, почему юная госпожа Джэмшент полюбила поздние прогулки в заросшем саду, то на одного молодого эмира стало бы меньше. Но Рошана не страшила собственная судьба. Он был готов сделать все, чтобы она сложилась так, как угодно ему. Бросив последний взгляд на Хершида, что горделиво садился в седло, явно красуясь, Рошан решительно свернул в ближайшую улочку, чьи стены украшала разноцветная мозаика из битых кувшинов, и поспешил прочь — ему нужно успеть окончить последние приготовления для встречи врага.