Чернокнижник. Корона мертвого короля

1

Острая сталь холодила горло. Стражи были настроены серьезно, смотрели гневно и, похоже, ничуть не сомневались в своей правоте.

- Тебя велено отвезти на допрос, шваль, - грубо прокаркал крепкий, плечистый мужчина, очевидно, главный средь небольшого отряда. Он был доволен – анонимный донос оказался верным, они нашли мерзавца именно там, где было указано, и настигли его среди погружающейся в ночь степи. Здесь ему было не ускользнуть, а за его поимку князь должен был бы щедро отблагодарить подданных, осыпать их златом и серебром, поэтому фантазия уже рисовала бравому воину безбедное будущее.

Глубокие зеленые глаза в обрамлении густых черных ресниц изумленно распахнулись.

- За что?..

Обвиняемый – худощавый, невысокий юноша с маловыразительным лицом, на котором особенно выделялись только удивительные глаза, непонимающе поднял брови. Своей вины он не видел или не желал признавать.

- Вы, право, обознались, - он сделал попытку неловко улыбнуться, - Я всего лишь менестрель, безродный скиталец…

- Не хитри, чернокнижник! – еще один страж шагнул вперед, и красноречиво натянул тетиву лука, - Люди видели, как ты летаешь ночами и купаешься в ледяных источниках, где не выжить благочестивому человеку! Ты якшаешься с черной магией, тебе служит мрак!

- Мне?.. – молодой человек осторожно отступил, пытаясь отодвинуться от острого меча у горла. Глава стражи сделал резкое движение, и на бледной коже его шеи появилась длинная красная царапина. Юноша задрожал.

- Но будь я чернокнижник, разве был бы я таков? Взгляните – плащ мой порван, сапоги совсем прохудились, да и брожу я по княжеству Финора ногами, без коня, перебиваюсь с хлеба на воду. Я лишь бедный странник, бродячий менестрель, зарабатываю себе на жизнь пением песен…

- Вот о песнях твоих и идет слава! – третий страж, вооруженный крепким деревянным колом с острым концом, скривился, - Красивые девки сохнут по тебе повсеместно, врагов своих ты заклинаешь так, что им остается лишь молить о смерти! Давай руки, нечестивец! Мы свяжем тебя и оттащим к судье, тебя ждет приговор, а затем казнь!

Менестрель опустил голову. Руки его не двигались, протягивать их для веревок он не собирался и, по-видимому, признавать себя виновным не желал.

Стражи переглянулись, не зная, что делать. Подходить к чернокнижнику никто из них не решался, предпочитали говорить на расстоянии вытянутого меча.

Несколько секунд ничего не происходило – обвиняемый молчал, обвинители ждали.

Ветер гулял по степи, тихо шелестя травой. Солнце садилось, и вечерний мрак покрывалом ложился на пустошь, окружая замерших друг напротив друга людей, забирая их во тьму, сбивая с толку и путая мысли. Надо было спешить – в ночи у чернокнижника всегда есть преимущество, он все-таки создание мрака.

Главный страж, сознавая, что ответственность за поимку преступника лежит на его плечах, неуверенно переступил с ноги на ногу, собираясь приказать мерзавцу сдаться, но внезапно осекся на полуслове.

Плечи менестреля тряслись – он беззвучно смеялся, не в силах сдержать веселье. Руки его по-прежнему висели плетьми, голова была опущена – поза, свидетельствующая о глубоком отчаянии, о признании вины, - но он смеялся. Смеялся весело и неудержимо, так, будто находился на представлении весельчаков-фигляров, а не перед ликом своей судьбы.

- Смеешься, шваль?! – вскипел тот из стражей, что сжимал кол, - Скоро будешь смеяться с осиной в груди! Судья вынесет приговор, и ты будешь осужден…

- От осинки не родятся апельсинки, - последовал тихий задумчивый ответ. Менестрель все так же не поднимал головы.

- Вы спутали меня с вампиром. Это их, по преданию, можно убить осиновым колом в сердце. Я же лишь человек.

- Ты чернокнижник, слуга дьявола! – взревел главный страж, занося меч, - И не смей заклинать, если не хочешь, чтобы я отсек тебе голову!

- Без суда и следствия? – менестрель вскинул упомянутую голову, и глаза его серебром сверкнули в ночи.

Стражи отступили. Они слышали об этом когда-то, знали, что глаза чернокнижников способны менять цвет во время обращения ими к дьявольской магии, но не ожидали увидеть это воочию. Сейчас, глядя в два серебряных блюдца, полностью лишенные зрачков, с черной каймой по краю радужки, храбрые воины ощутили, как сердца сжимает страх.

Их было трое, он был один, но сейчас им чудилось, что они в меньшинстве.

- Мои слова были не более, чем расхожим выражением, - медленно говорил чернокнижник, не сводя взгляда с главного средь стражей, того, что все еще держал у его горла меч, - Я же не сказал, к примеру… - глаза его блеснули, - В руке твоей меч часто бывает, Но не заметишь, когда он растает!

Прижатый к горлу меч брызнул расплавленными, раскаленными металлическими каплями в лицо стражу. Тот дико закричал, роняя бесполезную рукоять и хватаясь за лицо руками; упал на колени, утыкаясь лбом в землю.

- Не смей! – взревел тот из стражников, что сжимал лук и спустил тетиву.

«Менестрель» взмахнул рваным плащом и, пряча лицо в высокий ворот, отбил стрелу подолом ткани. Стрела, отлетев, вонзилась в землю, а нечестивец что-то быстро-быстро зашептал, торопливо складывая из рук одна за другой странные фигуры. Под конец он вдруг упал на одно колено и прижал ладонь к земле.