Черные вороны 14. Смерть в его глазах

Глава 1

Тая подскочила со своего места, нервно улыбнувшись брату, сидевшему на холодном полу возле импровизированного камина, который представлял собой обычную нишу в стене с костром, больше громко потрескивавшим, чем согревавшим. Она подошла к своему телефону, лежавшему на низеньком столе возле Яши, и, протянув изящную тонкую руку, схватила его. К слову, чем дальше, тем больше её руки теряли изящность, щёки впадали от голода, в горле першило, а от недостатка еды рот наполнялся слюной. Тая уже почти забыла, что бывает по-другому. Что когда-то она могла питаться в любое время дня и ночи. Когда-то, когда в их доме в избытке была нормальная еда и тёплое, безопасное укрытие. Но сейчас у них даже не было своего дома, и было кощунством жаловаться на что бы то ни было, в то время как сотни других семей погибли, пытаясь найти помощь у таких, как Лис.

— Не к таким, а к нашему отцу, Тая, — неожиданно сказал брат.

Девушка вздрогнула, услышав его голос. Он звучал обессиленно. Когда мать и Стефан привезли Яшу в их укрытие, Тая вскрикнула, увидев ходячий труп, в который тот превратился, бросилась ему на шею и тут же отпрянула, поняв, что тому трудно даже поднять руки, чтобы обнять сестру. Её всегда сильному, всегда полному сил старшему брату.

И что-то с ним там произошло. В том укрытии, где он вместе с Константином, выглядевшим ничем не лучше него, и другими парнями заманивали в ловушку карателей и убивали их снайперскими пулями. Заманивали на живца. Вот почему вернулись только они вдвоём.

Господи! Тая думала, с ума сойдёт, если больше не услышит голос братьев. До последнего дня Яша хоть как-то держал её в курсе. Иногда он звонил или слал ей короткие СМС: «Эй, самая красивая девочка на свете! Не грусти, твои рыцари скоро вернутся». И Тая облегчённо выдыхала, чувствуя, как щиплет глаза от подступивших слёз. Живой. Живые. А потом он отправлял ещё одно сообщение с какой-нибудь колкостью про Константина, и Тая, счастливая, выбегала к Андрею и остальным, чтобы сообщить, что с их сыновьями всё в порядке.

Она старалась не думать, что Яша сейчас прав. Что все они правы. Все те, кто зачислил её отца в стан врага. Чёрт, если бы Тая могла… если бы ей удалось связаться с ним… Но оказалось, что найти слова и силы — не её сильная сторона. По крайней мере, когда она измождена голодом. Она расстраивалась и злилась на себя, часами погружаясь в свои мысли, ожесточённо потирая виски и зарываясь длинными пальцами в свои невероятные белые волосы. В такие моменты она ненавидела себя. За то, что не может обратиться к отцу. За то, что не может сказать ему, что… верит в него.

Да, она ощущала себя предательницей. Предательницей по отношению к окружавшим её людям. День за днём глядя на раненого Глеба, поправлявшегося очень медленно из-за недостатка нормальной еды и лекарств. На Святослава, который едва не умер во время транспортировки в их укрытие. Чудо вообще, что его обнаружили, пусть и едва живым.

Роман сказал, что что-то заставило его отправиться именно на эту высоту. Что-то толкнуло его при свете дня выйти к расположению маленького стрелкового отряда, которым командовал Святослав. Говорил, что внутри зудела потребность проверить их. Зудела так, что, казалось, сходит кожа. Они называли это удачей. А позже пришло сообщение, что отряд разбит. Из-за плохой связи они получили его уже тогда, когда Роман нашёл мёртвых бойцов и двух раненых. Конечно, он ругался, что все они идиоты и безумцы, если решили, что справятся с карателями… с самым сильным из них. Андрей отрешённо улыбался, глядя на Романа, и говорил, что тот чертовски удачливый сукин сын. А Таю разрывало на части от желания закричать: «Разве вы не понимаете? Это папа! Это папа направил Романа туда! Почему вы готовы поверить в судьбу, в удачу, но не в моего отца? Сколько раз он спасал вас… и вы всё равно предаёте его!»

Вот и сейчас она хотела выплеснуть эту тираду в лицо брату, но не стала. Глядя на его напряжённое лицо, на голову, откинутую к стене, на закрытые глаза и желваки, ходуном заходившие по скулам. К чему переубеждать их снова и снова, если за последние месяцы ей не удалось сделать это?

— Он? Он не спасал нас ни разу! Спаситель умер, и мы почти похоронили его… пока не вернулся ЭТОТ, — сказал Яша, взглянув на сестру. — Забудь о прошлом, Тая. Этот монстр больше не твой любимый папочка. Нет больше белых кроликов. Распрощайся со своими мечтами. Розовый цвет — это смесь красного и белого. Наш белый растворился полностью. И совсем скоро его сменит чёрный. А в сочетании с красным ты, папина принцесса, получишь кроваво-бордовый.

Тая ощетинилась, смотря на него.

— Мне надоело! Я устала слышать, что мой отец, что самый лучший из мужчин в этом мире — мой враг! Я устала прятаться от него! От того, кто никогда не причинит мне и вам… вам, Яша, вреда. Очнись! Он — наш отец. Мы — его плоть и кровь. И Максим Воронов скорее перегрызёт горло себе и другим, чем позволит убить нас. Даже этим «Северным», с готовностью перехватившим власть, или самому Лису!

Ей захотелось схватить брата за плечи и встряхнуть. Встряхнуть так, чтобы тот ударился головой о свою стену, может, тогда все эти идиотские мысли выветрятся из его упрямой головы! Но он продолжал говорить настолько спокойным, хладнокровным голосом, что девушке захотелось взвыть от отчаяния.

— Он больше не твой отец, повторяю. Он не помнит дня, когда ты появилась на свет. Он забыл день, когда ты сделала свой первый шаг, день, когда принесла домой свою первую пятёрку. Его сердце не сжимается от воспоминаний о твоих слезах, и на лице не появляется улыбка от твоего смеха. Он принял нас… но принял не как продолжение себя, а как данность. Как часть Даши Вороновой. Условие его присутствия в семье, в которую он стремился всю свою жизнь.

Яша посмотрел на сестру с такой откровенной жалостью, что ей пришлось проглотить ком боли, застрявший в горле.

— Забудь его так же, как он забыл нас. Максим Воронов вернулся, а наш отец — нет. Он никогда не вспомнит ни нас, ни свою любовь к нам. И я не готов рисковать жизнью матери, жизнью брата и… сестёр, дорогих мне людей ради призрачной надежды вернуть того, кто давно умер.