Четвертые

3.

До пункта назначения — деревни «Топлики» мы добрались в сумерках. Тот, кто назвал это поселение деревней, был оптимистом: всего четыре целых дома и пять развалюх. Никаких проводов электропитания, никаких признаков цивилизации. Похоже, те, кто здесь жил, заморозили время, не допуская прогресса. Собачий лай, куриное кудахтанье и сонное мычанье коров дали нам знать, что здесь остались живые люди. Как и дымок трубы одного из домов, рядом с которым разбит небольшой яблоневый сад. Вдалеке просматриваются пара приличных размеров картофельных участков и несколько теплиц. Быт людей этого поселения ничуть не изменился с гибелью всех благ мира.

Деревня оказалась очень хорошо расположена, утопает в деревьях, рядом лес и река. У всех домов колодцы — вода чистейшая, ключевая. Тот самый домик с садом оказался домом бабушки Ученого. И встретила она нас так, будто ничего в мире не случилось, мудро заметив, что «жизнь на том не окончилась». Ее любовь к внуку выразилась простым и поразительно теплым приветствием: «Соколик мой», сказала бабушка и обняла его, а он гладил ее по чуть сгорбленной спине и плакал. Она оказалась такой типичной бабушкой-одуванчиком, как их рисует наше воображение: чистенькая, опрятная, в беленьком платочке в голубых незабудках. Ни намека на старческую немощь — все может, все делает, и такой свет от нее с теплом идут, что мы все разом успокоились. Расслабились и душой, и телом. В ее доме порядок, чистота, три комнаты и кухня-гостиная с печью. Все простое, но добротное, хотя возраст каждой вещи говорит сам за себя. Пузатый самовар, ничем не похожий на современный, которому уже больше ста лет; тарелки из толстого фарфора с императорскими гербами и еще много занятных вещей, никак не вяжущихся с местом, но громко говорящих о статусе своего хозяина. Как мы потом узнали, очень непростого рода наш Ученый.

Едва мы приехали, как в дом вбежала обеспокоенная приездом неизвестных, соседка. Приятная женщина лет сорока пяти. Очень простая, скромная, без столичного гонора. Оказалось, она из Великого Новгорода, работала там медсестрой, всю жизнь прожила одна, ни мужа, ни детей не было. Приехала в отпуск к своим родителям, и тут случился мор. Спустя пару дней она пешком дошла до районного центра, что в сороках километрах! Там не осталось никого живого, но было электричество. Так, из позывных по радио и закольцованной передачи по ТВ, где мой отец вещал о том, что случилось и что он пришел всех спасти, она узнала о произошедшем в мире.

С бабушкой Ученого у них совет был недолгий, они решили остаться жить здесь. Чем-то не понравился Наталье мой отец (и интуиция ее не обманула). Замечали они и самолеты с вертолетами, кружившие неподалеку, но прятались при их приближении, благо, дом стоит в деревьях, а не на открытой местности. В райцентре вертолет делал посадку, но Наталья больше туда не ходила, опасаясь ловушки. Когда мы приехали, она испугалась, но нашла в себе силы и, взяв дробовик отца, пришла защищать Марфу Ивановну.

После того, как все мы познакомились и успокоились, она осмотрела ногу Ученого, и они с Ваней и Валей экстренно увезли его в райцентр, мы же остались дежурить здесь. Сережа оказался незаменимым помощником по хозяйству, пока мы суетились, он по своей инициативе дров наколол, воды натаскал. Прочитал ребятам в дорогу охранную молитву и перекрестил. Марфа Ивановна сразу взяла их с Лесей под свой бдительный присмотр, а они беспрекословно принимали ее наставления и поучения, которыми она ни разу не злоупотребила. Пока Леся кормила пига, они с Сережей принесли все необходимое, и Ева обработала мне рану. Марфа Ивановна дала ей какую-то щипучую мазь, которую Ева положила под бинт. На мое замечание по поводу отсутствия гуманности в подобных методах лечения, она заметила, что «худое худым лечится» и, отправив детей отдохнуть, пошла готовить ужин на нашу ораву.

Так впервые мы с Евой оказались не при делах и совершенно одни, никуда не спеша и в месте, которое еще не оставил покой.

Обняв, я глажу ее по волосам, она плачет.

— Я все понимаю, Саш, правда, но вдруг.

— Здесь они будут в безопасности, поверь мне.

Она поднимает свое залитое слезами лицо, из глаз одна за другой продолжают течь слезы.

— Скоро у нас здесь образуется филиал Мертвого моря.

Сквозь слезы она улыбается.

— Я никогда и никому не доверяла, здесь все хорошо, но…

Я беру ее за руки.

— Мир не против нас. Но мы не можем рисковать ими. Иногда нам нужно принимать такие решения.

Она пытается остановить слезы. Я вытираю соленые дорожки.

— Если я потеряю их…

— Я не допущу.

— Я останусь одна.

— Ты останешься со мной.

Она обнимает меня.

— Мы можем остаться там.

— Если мы сможем там остаться, если нам дадут туда улететь, то тогда мы сумеем вернуться и заберем детей. Но… Ева, ты видишь, что происходит. У нас мало шансов.

Я встаю и иду к окну. С каждым часом мне все яснее, что ни с одного аэропорта взлететь мы не сможем. У отца все налажено. Его система контроля безупречна. Не собьют, но посадят на принудительную. А значит у меня есть только один путь. Единственный путь, чтобы спасти их семью и спасти их от моего отца.