То, что мы с Федей добрались на Ржевку, — просто везение. Рядом с местом, где взорвалась наша машина, раньше располагался спасательный отряд городской службы. В их ремонтном боксе стояла спасательная газель с бензином, но без задней двери и с неработающей гидравликой. Но нам оно и не нужно. Бензина хватило ровно до Ржевки. На въезде мы воспользовались пропусками, выданными еще дядей, нас пропустили, но предупредили, что на объекте введен режим боевой готовности.
Что к черту происходит!? В Контрольном центре нас даже мыши ищут! Да, Федя надолго вырубил их системы слежения и поставил закольцованную запись убийства моего отца на всех экранах, но они должны были уже с этим разобраться. И самое главное — им прекрасно известно, куда мы направились! Каждого из нас знают в лицо, но, устроив шуточную погоню, затем впускают в закрытую зону, это раз; у нас открытый допуск, это два; и мы живы, что самое странное.
Федя настроен думать, что это ошибка системы, мол, только сформировавшийся режим просто не в состоянии адекватно реагировать на внештатные ситуации. Но меня не должны оставить в живых ни при каком раскладе. Поэтому все это означает только одно: дядя играет с нами, как кошка с мышкой. Он впереди на сто шагов. Лучше нам скорее узнать, что он задумал, потому что этот человек перережет глотку своей собственной матери, если решит, что она ему мешает.
Мы вбегаем в диспетчерский зал аэродрома, там несколько военных и Ева с Ваней.
— Саша, — она подбегает и осторожно обнимает меня, — Ваня сказал.
— Не до того.
Я торопливо целую ее в губы, она все понимает.
— Мы не нашли их.
— Горилла уже здесь, — говорит Ваня. — Нам приказано не покидать зал, — он указывает на военных, — ждали вас.
— Федя?
— Нет, отсюда рекреацию не взорвать.
Он подключается к системам и ищет, ищет.
Я подхожу к военным.
— Немедленно покиньте помещение.
— У нас приказ.
— Вам известно, кто я?
Они мнутся.
— Мне повторить вопрос?
— Нет, сэр.
Я достаю красную пластиковую карту, которая открывает любые двери, любые замки. Перед смертью ее дал мне отец. Их всего две: у дяди и у отца.
Солдаты встают в стойку. Они простые ребята, знают лишь то, что нужно тупо подчиняться владельцу карты, а то, что карт всего две, и они не могут переходить к кому-то, они, конечно, не знают.
— Вы свободны.
— Есть, сэр.
Они уходят, я возвращаюсь к своим.
— Лихо ты их, — комментирует Ваня. — У нас только шестьдесят один процент и ни следа.
— Система контроля на цокольном! — восклицает Федя
— Федя, ты остаешься здесь один. Спрячься где-нибудь и веди нас.
— Я разберусь, бегите.
Мы бежим к выходу.
— Ввести коды можно только вручную, — кричит Федя нам вслед.
— Быстрее, быстрее!
Мы выбегаем…
Тяжело и протяжно Земля вздыхает. Здание вздрагивает, отзываясь стонами арматуры, столы, стулья падают на пол. Федя цепляется за стол, Ваня успевает схватиться за дверь, я подхватываю Еву и держусь за поручень. Электричество мигает и вырубается. Все продолжает дрожать.
— Что это? — в глазах Евы ужас и непонимание.
Ваня отворачивается. Не нужно быть провидцем или знатоком. Сто процентов: рекреация подорвана, а вместе с ней и родители Евы. Мы опоздали. Он так задумал, чтобы мы были свидетелями, хотел этим уничтожить нас.
Здание успокаивается.
— Наверх! — кричу я.
Ваня бежит первым, Ева за ним.
— Федя!
Он что-то переподключает.
— Я могу через свой, на аварийном пока.
Шкала распознавания лиц на компьютере начинает расти.
— Это бессмысленно, уходим!
Я иду к нему.
— Всегда и во всем есть неучтенная вероятность!
Мы смотрим друг на друга. Он имеет право, он взрослый и умный парень. Со стороны лестниц доносятся выстрелы.
— Найди их.
Федя кивает и строчит пальцами по компьютеру.
Я блокирую вход красной картой, теперь никто к нему не сможет войти, парень даже стрелять не умеет.
Мой лихой бег по лестнице едва не стоит мне жизни, я еле успеваю пригнуться, как пуля врезается в стену у меня над головой.
— Быстрей сюда.
Я присоединяюсь к скрывшимся за углом лестницы Ване с Евой.
— Я прикрою, вы наверх, — шепчет Ваня.
— Нет, нет, — Ева качает головой.
— Держи, — я даю ему два ствола.
— Ева, готова?
Она кивает. Пригнувшись, мы бежим по лестнице под чумовой пальбой.
У выхода натыкаемся на солдата, это просто везенье, что он отвлекся на рацию, это спасает жизнь нам, но лишает его.
Аэродром в пыльной завесе. Ева кашляет, глаза слезятся. Я снимаю кофту и закрываю ей нос.
— Что происходит? — доносится из-под кофты ее приглушенный голос.
Знакомый стрекот вертолетов сверху. Как они уже достали!
— Бежим!
Пригнувшись, мы бежим к краю аэродрома, в сторону, где располагались дома рекреации. И пробежав пару метров, останавливаемся. Из-за пыли ушедших под землю зданий ничего не видно, но и так понятно, что рекреации больше нет. Как и людей, что жили там. Взрыв цепей мин, заложенных под всем пространством поселка, привел к его полному уничтожению и частичному уходу под землю. План дяди по истреблению «всех недостойных жизни» тех, у кого другая группа крови, приведен в исполнение.
— Неееет! — кричит Ева и бежит к краю аэродрома.
Я догоняю и хватаю ее, она бьется в истерике.