Четыре абрикосовые косточки

Четыре абрикосовые косточки

«…Говорят, что страшно всем. И единственное отличие храбреца от труса - упорство, с которым страх преодолевается. Великие воины боялись, но делали шаг. И эти шаги создавали новый мир. Мир, частью которого мы являемся. И сегодня тот день, когда ты становишься вехой истории, когда змея твоего страха будет растерзана когтями птицы твоего упорства…»

Прощальные слова старейшины звучали в памяти торжественным гонгом, напоминали о великой миссии, о важности задачи. И абсолютно не помогали. Страх, парализующий, как мерное покачивание плоской головы, ласкающий, как прикосновение раздвоенного языка и прохладно-шершавый, как чешуйчатая кожа, свился в районе солнечного сплетения, иногда поднимаясь выше. В такие мгновения к горлу подкатывал комок, и только судорожное сглатывание слюны отгоняло это ощущение.

Фар-Рух нервно оглянулся, мысленно поморщился, наблюдая за разделившимися по интересам одногруппниками, но сохранил бесстрастное выражение лица. Это был один из первых навыков, который он освоил в совершенстве, покинув родные горы. Хотя именно сегодня не показывать страх становилось сложнее с каждой секундой. Он накрывал липкой волной, неуверенностью. Слишком много было поставлено сегодня на карту. Надежда целого народа. Труд сотен людей, многолетняя подготовка, несколько недель лихорадочного, бессонного, панического сведения вероятностей – все собралось в один момент.

Римская аудитория напоминала растревоженный улей. Каждый занимался тем, к чему лежала душа. Кто-то оживленно рассказывал про восхитительные выходные и ночь, наполненную ритмами гитар и кахона, кто-то погрузился в соцсети, кто-то сосредоточенно готовился к семинару, отчаянно надеясь, что именно сегодня пронесет и требовательный взгляд преподавателя скользнет мимо.

У Фар-Руха шансов на это не было, поэтому он вернулся к рассматриванию здания жилого комплекса, раскидывающего неоновые блики за окном. Сейчас, в ночном свете, оно был особенно восхитительно. На краю сознания скользила теплая улыбка, вызванная воспоминаниями, как он с друзьями в холле этого «АртЕк»’а рисовал птиц, выпускаемых из клетки. И как отчаянно, до хрипоты, доказывал, что лишь один девиз может красоваться на стенах этого дома.

«Лишь выпустив мечты из клетки сомнений, обретаешь свободу быть собой»

Это здание не раз вселяло в него не просто уверенность - веру. Во время сложнейших экзаменов, семинаров, он находил в себе силы идти дальше, до конца, лишь остановив взгляд на изгибах и волнах его стен. И дело было даже не в рисунках, в которые были вложены частицы его души. Именно этот оттенок металлически-прозрачного розового золота, который появлялся у здания в свете луны, а видел он его почти всегда ночью, сотни раз он наблюдал в момент, когда закат пронизывал перья на кончиках крыльев его прекрасной подруги. В голове всплыли воспоминания…

***
…Ему – семь лет. Отец, большой и мудрый, великий добытчик, впервые взял с собой на настоящую охоту. Нависающие широкие стены гор, тихо потрескивающий костерок, умело прикрытый в глубине широкой расщелины, и важная и сложная задача – добыть воды из прозрачной, ломящей зубы холодом горной речушки, находящейся в нескольких минутах ходьбы. Осыпающиеся камни, неудобный и большой котелок, далекая гладь воды, почти падение и победа. Обратная дорога, расплескивающаяся вода, ликование от достижения сменяется растерянностью. Отца нет. Кричать нельзя - горы любят тишину, и эта заповедь впитана с молоком матери. Несколько часов, растянувшиеся в вечность. «Это невозможно, он не мог меня бросить... Я ненавижу его, у нас же столько еще не сделано, как он мог так поступить… Если я стану сильным, как он, он наверняка вернется… Я погибну здесь, и мама останется без нас с отцом, без защиты…»

И широкая тень накрывает беззащитное, свернувшееся клубочком детское тельце, подрагивающее от беззвучных рыданий. И тихий нежный клекот, и прикосновение перьев, цвета розового золота и голос старейшины из глубин памяти: «Издревле мужи нашего народа, народа Говорящих-с-Рух, проходили испытание. В минуты наивысшего отчаянья те, кто думал не о себе, обретали верных подруг и друзей из племени гордых Рух. И связывались их жизни пламенем оперенья, ветром свободы, горами и реками нашей земли…»

…Ему десять лет и первый полет на спине той, что стала ближе семьи, и первый ветер в лицо, и первый блик закатного солнца, пронизывающий перья на хохолке и придающий металлическую прозрачность воздуху, который почти зримо закручивается в потоки…

…Ему шестнадцать. Глухой голос отца, пятый год носящего браслет старейшины, вколачивает в душу веру короткими, скалисто-тяжелыми фразами: «Мы вымираем. Они вымирают. Дети и птенцы не выживают. Нужны знания, опыт и новая энергия. Ты идешь учиться в большой мир. Ты будешь первым. Если не справишься ты, увидевшие свет после тебя, не смогут тоже. Ты вернешь нам жизнь, если станешь лучшим. Этот путь – единственный, так сказали мудрейшие».

…Ему двадцать два. Многолетняя подготовка, перестройка мышления, гигабайты информации, обработанной, запечатленной, изменившей личность. Шаги по лезвию, доли мгновения до падения в пропасть срыва от перенапряжения, и лишь ласковый клекот, полет как награда и закат в вышине, держат в состоянии алертности. Почти привычное ощущение ответственности за все, самостоятельный выбор ВУЗа, вступительные экзамены.

Выбрать ВУЗ было делом непростым. В конце осталось два варианта, у каждого из которых были свои преимущества.

В одном была неплохая база, позволяющая проработать взаимодействие с живыми магическими существами, укрепить связь, понимать их лучше. Кроме того, углубленное изучение медицины и анатомии позволило бы разобраться с причиной падения рождаемости. Основных недостатков тоже было два. Во–первых, после инициации, которая происходит примерно в 30 лет, проблем с пониманием и взаимодействием быть не может. В ту ночь сознание разделяется на два потока и появляется единое существо, живущее в двух телах, человеческом и птичьем. Ну и вторым моментом было подозрение, что причина не только и не столько в телах, сколько в энергиях. А знания по уровням энергии и управлении ими, судя по отзывам, давалось на весьма среднем уровне.

Размещался он на базе человеческого РНИМУ им. Н.И. Пирогова. Это традиционная практика, когда серьезные магические учебные заведения в течение нескольких десятков лет интегрировались в дневные ВУЗы. Преподаватели постепенно заменялись представителями магических рас, и успешно совмещали два вида деятельности – дневную и ночную. Причем, сказать с уверенностью, какое место работы было основным, а какое - дополнительным, не могли и сами мастера.

Второй ВУЗ был идеален. Расположенный в столице Урала, прямо напротив городского цирка, он мог похвастаться не только энергетически удачной локализацией. Точка силы Уральских гор была значительно ближе, чем в первом варианте, а ее важность просто невозможно переоценить. Вторым моментом было наличие профильной специальности «Распределение энергетических потоков». Именно на эту сферу Фар-Рух возлагал наибольшие надежды. Третьим преимуществом стала интернациональность данного заведения. И редкость дара Говорящего-с-Птицами была не недостатком, а особенностью, которая расширяла возможности.

Был всего один минус, перечеркивающий все. Поступали сюда единицы. На бюджет – сотая часть тех, кто поступил. Причина была простой – уровень преподавателей. В последнее десятилетие кресло ректора по праву занимал полу-демон, полу-ангел, по счастливому стечению обстоятельств, фанатично влюбившийся в свое дело. Он холил и лелеял мастеров, создавал все условия для бережного воспитания гениев, вдохновлял. А потом драл три шкуры, присыпая их солью и заливая кислотой с тех, кто его разочаровал.

И преподаватели просто не были готовы возиться с людьми, чей уровень, на их взгляд, не превышал уровень подготовительной группы детского сада. Ректор утверждал, что достижения ученика - это, в первую очередь, победа учителя. И у мастеров не было иного выхода, кроме безоговорочного подчинения.