Четыре шага

Четыре шага

Четыре шага

Шаг первый. Отречение.

Его назвали Марк. В честь евангелиста. Мать со всей врожденной деревенской простотой отличалась набожностью и успела крестить сына совсем незадолго до неожиданной и преждевременной смерти. Впрочем, что касается преждевременности: то неполные 23 года – это всегда трагедия; что же насчет неожиданности: та эпидемия выкосила почти треть города. Их семья оскудела также на треть. С точки зрения статистики - всё закономерно. Да и, наверное, бессмысленно укорять высшие силы за непонятные правила ими придуманной игры.

Отец Марка, угрюмый двухметровый титан с перебитым носом, горевал недолго и с головой ушел в работу. Он держал кабак в подвале покосившегося дома на одной из злачных улиц нищего портового городка. Убогая обстановка заведения лишь усугубляла желание поскорее напиться. Посетители видели сквозь темно-синие клубы едкого табачного дыма только облупившуюся желтую краску на стенах и пыльные ботинки прохожих за узкими окнами под потолком. Из завсегдатаев – работники верфи и фабричные. Они часто дрались друг с другом стенка на стенку или, объединившись, поколачивали пришлых моряков за наглость и отглаженную выходную форму, на которую так падки подвыпившие дамы. В такие минуты отец обычно лишь сурово молчал, невозмутимо взирая из-за барной стойки за происходящим, вмешиваясь и разнимая, только когда потасовка грозила перейти в поножовщину. Слушались его беспрекословно и понуро расходились по домам. Отец сам оставался мыть загаженный пол и возился, зачастую, до утра. Работал он без выходных и праздников. Изо дня в день, год за годом. Ни с кем не общался, кроме посетителей. Нигде не бывал, кроме рынка, когда приходила пора запасаться выпивкой и закуской. Таким его и запомнили: подпирающим лысой головой низкий потолок, с непроницаемым лицом считающим выручку и разливающим по мутным бокалам бледно-желтое кисловатое пиво и терпкий пурпурный портвейн. Он никогда не видел море.

Марку шесть лет. Он давно уже не спрашивает, где мама. У отца нет лишних денег на сиделку, и сын целыми днями торчит в баре: бегает босиком от стола к столу и вслушивается в нехитрые пьяные разговоры. Бойко выспрашивает раздобревших матросов, что такое море. Те говорят о безбрежности и штиле; о штормах и девятом вале. Марк пугается и жмется к отцу. Уже за полночь, отправляя сына спать, тот успокаивает: «Не верь ты этим россказням. Кому оно нужно, это море? Вот вырастешь, будешь отцу помогать, потом к тебе всё перейдет, богатым станешь». Ночью Марку снится море. Липкий кошмар: у моря много щупалец и раскрытая пасть.

Марку двенадцать. Он протирает пол шваброй и принимает заказы. Прячет чаевые: копит на модные остроносые ботинки. Расстриженный священник из завсегдатаев под настроение учит Марка грамоте. На школу нет времени – отец подбрасывает всё новую работу. Всех развлечений: глазеть на драки и слушать пьяный треп незнакомых людей. Новые лица привлекают больше внимания, и Марк вслушивается в разговор двух аймара в поношенных пончо.

- Отплытие через полтора часа, - это молодой.

- Ты стал совсем взрослым, Пабло. И уходишь в свое плавание. Свидимся ли мы еще? Будущее слишком туманно. Я не вижу тебя старым, - глухо выдавливает старик.

- Ты хочешь меня остановить? Ты считаешь, что я предаю тебя?

Аборигены – редкое зрелище в захудалом баре и Марк глотает каждое слово, не вполне улавливая смысл сказанного.

- Запомни, сын. Мы пытаемся застраховать отношения понятием «верность» и угрожаем страшным словом «предательство». Но человек – это горный поток, он меняется ежесекундно. Сегодня ты другой, нежели был вчера. Поэтому гарантий никто давать не может, да и не имеет морального права. Человек каждым своим шагом, каждым выбором кого-нибудь  предает.

- Поверь мне, я вернусь, как только найду себя, - в голосе сына слышится уверенность человека, принявшего окончательное решение.

Старик отвечает размеренно и тихо; вкрадчивый голос, завораживая, струится в воздухе и почти осязаем:

- Каждое событие, действие, каждая мысль меняют человека. Жизнь – лабиринт, в котором ты каждый день делаешь тысячи поворотов – шагов. Поэтому вернуться назад невозможно. Для этого необходимо запомнить все повороты. А человеческая память слишком слаба. Да и пути назад нет. Прошлое просто уходит. Оно не оставляет зацепок. Мы сами тянем к нему руки, но схватываем лишь пустоту. Сегодня мы расстаемся навсегда.

Они поднимаются и уходят, не оставляя чаевых.

Закрывшись в темной подсобке тайком от отца, Марк впервые пробует портвейн и дымит украденной сигаретой. Он растерян и ожесточен. Он ненавидит море.

Марку восемнадцать: вымахал под два метра и раздался в плечах. Он отращивает волосы и не бреет щетину - пугает сходство с отцом. Тот, наконец, сколотил капитал и мечтает о расширении: присмотрел небольшой уютный ресторанчик в паре кварталов. Бар собирается оставить сыну и поднимать новый бизнес. Марк почти готов: разбирается в бухгалтерии, усвоил азы психологии – годы практики научили читать по лицам в совершенстве. Зияют бреши только в базовых науках - помимо грамоты и арифметики так и не учился ничему. Расстриженный священник давно спился и теперь кормит червей на старом городском кладбище. Его дочурка, милая молодая девушка, подрабатывает в кабаке официанткой. Она влюблена в Марка и мечтает о воздушном ослепительно-белом свадебном платье.

Марк мечтает только об одном: избавиться от ночных кошмаров. Вздремнув после обеда, он снова видит море. Волны цвета портвейна разбиваются о каменистый берег. По колено в воде стоит старик аймара в промокшем пончо и зовет сына. Потом он поворачивается к Марку и говорит: «Ты не утонешь, у тебя другая судьба».