Чтобы помнить

Чтобы помнить

Ветерок задержался в твоих волосах, играя легкой рыжей прядью. Солнце светило сквозь нее, не ослепляя меня, и я смотрел завороженно, как ты сияешь в этом невесомом нимбе волос. Тебе на щеку села маленькая божья коровка, а ты вроде и не заметила ее. Так та и сидела на твоей веснушчатой щеке, изредка приподнимая свои пятнистые надкрылья, будто думая, улететь, или и здесь хорошо.

— Тебе хорошо, маленькая коровка! — мысленно обратился я к ней, всей душой желая, почти молясь, чтоб этот миг не исчез, не растворился среди тысяч серых, ушедших водой в песок Вечности.

Легкий ветерок налетал изредка, охлаждая нашу кожу, а мы лежали на туристическом коврике посреди поляны под ярким Солнцем. Вдалеке тонкими голосами перекрикивались наши дети, они играли с Артуром, тот молчаливо бегал возле них мохнатой кометой. А вокруг был июль, он разливался покоем по перелескам, по нашей поляне вдали от дорог и автоматических сельхозов… В вышине черточками прорезали небо вопящие стрижи, у них была вечная охота на юрких насекомых. И безоблачные небеса были глубокими и синими. Совсем не такими, как на станции у Мимаса, спутника Сатурна.

Вспомнив о скором вылете, я тут же перевернулся со спины на живот. Тогда ты машинально убрала у меня со спины пару приклеившихся травинок. А пусть бы и остались. Хоть частичку Земли увез бы с собой. Почти полгода в полетах и вахте на станции Мимас-2, собирать данные и анализировать перед отправкой на Землю, ставить бесконечные опыты.

Травинки, я после дневной вахты держал бы вас в руках, вдыхал бы исчезающий аромат Лета... Больше этого мне не позволят провезти на базу, даже фото в рамке запрещены, каждый грамм на счету, с собой везем море приборов и материалов. Потому я выгляжу как доходяга, заставили сбросить семь килограмм перед отлетом. Через день живу на капельницах с глюкозой и гормонами, вот ведь зараза, как они надоели!

— И зачем тебе такой дрищ нужен, девушка? — заглянул я тогда в твои хитрые зеленые глаза с желтоватыми ободками у зрачков.

— Ну-у-у… — блестящие глазки быстро ощупали мою угловатую фигуру, на секунду задержавшись на темных волосах груди, затем взгляд недвусмысленно остановился на слегка оттопыренных черных плавках. — Почему-то мне кажется, что ты меня еще разок вечером удивишь!

Знаю я этот твой легкий прикус уголка розоватого рта, изучил за те восемь лет, что мы вместе после Академии. Мой братец будто почувствовал твое желание, тут же стал тогда наливаться и твердеть. Я встряхнул головой, пытаясь переключить внимание, а ты, все понимая, тогда засмеялась звонко, схватила меня за ладонь с длинными пальцами программиста, и приложила пониже спины к своим сладким мягким булочкам, покрытым рыжеватым пушком и оголенным за полосочкой бикини.

— Ох, Нин, дети же, — я мотнул головой в сторону двойняшек. Сашка и Маринка ничего не замечали, на бегу издавая возгласы, изредка прерываемые радостным взрыком Артура. Увлекшись игрой с кавказской овчаркой на дальнем углу почти прямоугольной поляны, они не обратили внимание даже на огромный диск рейсового космобуса, тихо проплывшего в десятке километров со стороны ближайшего городка, а затем внезапно прыгнувшего в глубину неба, превратившись в тонкую черточку, после в яркую искорку... И вот нет его.

А мы с тобой целовались, губы твои были сладкими и пахли земляникой. Ты медленно запустила руку мне в плавки, а другой рукой нетерпеливо схватила мою ладонь и почти насильно заставила запустить ее под чашечку лифа, где я нащупал небольшую грудь и стремительно твердеющий сосочек. О, божечки!.. Я тогда замочил плавки, и переодеться было не во что.

И мы лежали и смотрели вдаль, слушали вполуха дальние возгласы детей. А когда Солнце стало клониться к закату, ты опять игриво посмотрела мне в глаза, многообещающе прикоснулась к уже подсохшим плавкам, и встала, потянувшись. Я смотрел на твою гибкую фигурку, покрытую легким рыжим пушком, и все удивлялся, как же мне повезло тогда, в Академии. Лучшая из выпускниц физтеха, талант, какой рождался раз в сто лет, идеолог и создатель теории гипердрайва. Да и просто красавица.

Каждому было известно, кто на третьем курсе подал докладную записку о возможности гиперперехода самому Гришину, нашему мэтру физики и декану факультета. И научный мир вздрогнул тогда. И вся Земля вслед за учеными. Парни не давали потом тебе прохода. А ты ответила только на мой взгляд, обычного брюнета с большим упрямым лбом, не великого красавца, и не самого лучшего, но усердного инженера-программиста с параллельного потока.

— Скоро ходовые испытания «Прометея»? — спросил я, поддавшись внезапному интересу. Ты еще стояла секунду, потягиваясь в лучах уже склонявшегося Солнца, и твоя фигурка казалась золотой статуэткой с гривой огненных волос. А потом повернулась ко мне, и глаза недовольно потемнели, оттенком стали как крымская яшма из камнерезного музея.

— Да, через месяц… Но зачем сейчас об этом? Мы ж отдыхаем! — недовольно воскликнула ты, и сделала движение, будто хотела топнуть ногой. Я тут же притянул тебя, зарывшись лицом в теплый мягкий живот. А мои пальцы привычно нащупали внизу спины две приятные ямочки на талии. Я знаю, куда нажимать, когда ты седлаешь меня, это вызывает твой стон наслаждения.

На днях я улечу на станцию, а вы, ученые и космонавты, как раз собирались заниматься первым в истории испытанием гипердрайва. Огромный бугристый «Прометей», превращенный за пару лет из безэкипажного карготранспорта в дальний звездолет, будет как раз между орбитами Сатурна и Урана, примерно в паре астрономических единиц от Мимаса, совсем рядом с нами. Тебе принадлежала честь нажать Ту-самую-Кнопку, запускающую гипердвигатель, из Центра на Земле.