Чудо

Чудо

– Прости, мне не хотелось тебя расстраивать... 
Наутро всегда так говорят, особенно если не помнят вечера и ночи. И чаще всего говорят это под звон пустых бутылок, которые почему-то после попойки никуда не улетучились и не ушли в мусорное ведро сами. 
И сейчас было то же, что и всегда. Он стоял на коленях, сиплым и хриплым голосом извинялся, что-то обещал... 
Ее взгляд зацепился за его синяки под глазами. Еще бы – не спать всю ночь! Щетина тоже выглядела не лучшим образом: она пробивалась из-под кожи черными волосками, и каждый в отдельности был отчетливо виден. 
Женщина смотрела на него. Она была еще молода, но в волосах недавно появилось несколько седых прядей, и она не могла сказать, почему. Так бывает иногда. Ей даже приходилось слышать историю о том, что одна женщина проснулась полностью седой утром, хотя еще вечером ее волосы были темными, а сама она только-только достигла тридцатилетнего возраста. 
Женщина молчала, слегка сжав губы – ей хотелось плюнуть ему в лицо, или просто плюнуть, так как при каждом его выдохе к горлу подкатывала тошнота. Но она встала и, обойдя мужчину, подошла к окну. Не выброситься, хотя в ее голове в последнее время бывали и такие мысли, а просто-напросто проветрить. 
Холодный воздух зашел в комнату и уверенно окатил все морозным воздухом. По полу проползла маленькая белая ниточка холода и исчезла где-то под украшенной елкой. Искусственной, разумеется – для настоящей не было ни денег, ни места. Игрушки тоже сплошь дешевые, купленные в ближайшем магазинчике. И запах изо рта у мужчины был дешевый – что пил, то и получилось. 
– Нет, не прощу. – тихо проронила женщина. 
Мужчина завис на несколько мгновений: гудящая голова почти никак не воспринимала информацию, да еще и так сильно отличающуюся от привычной. Обычно как – «Ну прости, так получилось» – «Ладно, но смотри у меня» – и все спокойно еще несколько дней, пока снова не придешь домой нетрезвым. 
И так два года. 
Ей говорили: «Это неважно, это стерпится-слюбится»... А она думала, что тот, кто придумал эту фразу, должен жариться где-нибудь в преисподней без равномерного прогрева. Нет, хватит. Если и будет рождественское чудо, то оно будет рукотворным. Никаких вам духов Рождества, никаких нравоучений, никаких прогулок по кладбищу до собственной могилы. 
Она оставила окно распахнутым, накинула теплый халат поверх пижамы и пошла на кухню за завтраком. Мужчина (не без труда) поднялся на ноги и поковылял за ней. 
– То есть, Саша? – удивленно пробормотал он, пытаясь сфокусироваться на фигуре за столом. 
Саша ела. Остались еще салаты, закуски и даже пара кусочков торта. «Когда я ем, я глух и нем» – так она ответила ему. И больше действительно ничего не сказала. 
Над столом висела гирлянда с лампочками четырех цветов. Серовато-прозрачные проводки, змеящиеся по полке и по стене, походили на седые волосы, а лампочки с острыми вершинками – на цветные резинки. Такими, видела Саша, некоторые веселые старушки перевязывают часть прядей, и идут на праздник. 
«То и есть» – наконец решила ответить она. Времени завтрака вполне хватало на придумывание решения, но на то, чтобы решиться, ей не хватало уже полутора лет. 
Лампочки гирлянды заморгали чаще, но мужчина так ничего и не понял. 
Саша убрала посуду и пошла обратно в комнату, где закрыла окно и зачем-то стала рыться в своих тряпках. Елку она тоже зажгла, чтобы было веселее, и положила под нее большую сумку. С ней она два года назад, под Новый год, пришла в эту квартиру. 
Мужчина смотрел на процесс укладки вещей в сумку и ничего не понимал. Ему предстояло не понимать до вечера. 
За это время Саша успела и пообедать, и уложить вещи, и взять свою часть денег, и посуду, которую купила сама. 
В одну сумку все не влезло, пришлось загружать еще и рюкзак, но часам к семи все было готово. Елка как-то удрученно смотрела на покидаемое Сашей место, но у нее самой подобные чувства отсутствовали. 
Он тем временем заснул, а когда проснулся – она уже ушла. Только какой-то «ее» запах остался на вещах и в комнатах. И он нюхал: обоняние явилось единственным сохранявшим ясность и не причиняющим боль чувством. Он начинал понимать что-то... 

Саша бодро шагала по улице с рюкзаком за спиной. Только что она заселилась в гостиницу недалеко от работы, а теперь пользовалась преимуществами последних выходных. Купила газету, купила мороженого, покаталась на горке и на катке – сегодня прокат отчего-то сделали бесплатным. 

А потом пришла, плюхнулась на маленькую односпальную кровать и поняла, что не так-то просто будет выветрить этот ужасный запах алкогольных паров. Из себя – в первую очередь, хотя пила она обычно крайне мало, и это было только шампанское в праздники. 
Немного подумав о своей участи, она разделась и устроилась на кровати поудобнее. Достала газету. Открыла стаканчик с мороженым («Как хорошо, что они все-таки положили ложечку») и начала читать объявления об аренде жилья. 
Деревянные окна гостиницы, хоть и заделанные на зиму, все равно пропускали немного свежего воздуха, и постепенно – она чувствовала это – гнусный запах улетучивался, а его место занимал морозный рождественский дух.