Чудо для Мороза

Чудо для Мороза

Кто из русских обывателей не ругал «Почту России»? Кто не исходил терпением и потом в душной во всех смыслах этого слова очереди? Кто мысленно, а то и, срываясь, вслух, сквозь зубы не торопил оператора, тыкающего пальцем в клавиатуру, чтобы ввести данные клиента в квитанцию? Кто не изводился ожиданием посылки, видя её несколько дней в приложении намертво застрявшей в пункте периферийной сортировки? Кто не проходил девять кругов ада в поисках её, канувшей в лету? Кто же причиной этих мучений несчастных обывателей? По устоявшемуся мнению, беда у них одна – бестолковый сотрудник «Почты России».

К числу этих «недоумков» три года назад принадлежал и я. После срочной службы помыкавшийся по компаниям-однодневкам с сомнительной репутацией, «серой» зарплатой в конвертах, сдавшись на уговоры жены (читай между строк: бывалой тёщи) имея нужную в этом деле категорию и какой-никакой водительский стаж, поздней осенью я устроился водителем «Почты России», в чьи обязанности входили перевозка корреспонденции и грузов на специальном авто в регионы и заполнение сопроводительных документов.

За несколько дней до Нового года мне выпало ехать в Великий Устюг – вести фуру с письмами детворы области в главную резиденцию Деда Мороза. Маршрут мне, новичку в почтовом деле, был незнаком, но, воодушевлённый миссией волшебника, каким я себе казался, вооружившийся картой и навигатором, получив путевой лист, я отправился в дорогу.

По моим расчётам, путь по заснеженной трассе должен был занять шесть с лишним часов. Я добрался до места за десять минут до закрытия особого почтового отделения. Две девушки в красных свитерах со снежным орнаментом, снисходительные к моей непунктуальности, согласились задержаться, и я лихо выгрузил из кузова на пол отпертого склада увесистые мешки.

– Осталось подписать документы, – улыбнулась одна из девушек, довольная моей оперативностью. – Канцелярия уже на замке, так что идите в главный терем, к Морозу.

– К Дедушке Морозу? – уточнил я, надеясь произвести впечатление остряка.

Девицы, разочарованные плоской шуткой, обменялись красноречивыми взглядами.

– К Илье Алексеевичу Морозу, – с ноткой одолжения в голосе всё же пояснила одна. – У него право подписи. Он и ведомости почтово-грузовые оформит, и печать поставит.

По еловой аллее, расчищенной от снега, я в два счёта добрался до терема с серебристыми звёздами на шпилях. В окнах левого крыла горел свет.

Поднявшись на крыльцо, я постучал в дверь. К моему удивлению, та почти сразу открылась, и на пороге появилась девушка. По-детски непосредственное, неестественное для молодёжи лицо, заплетённые белокурые, без следов краски волосы выдавали в ней вчерашнюю школьницу из глубинки. Стройная фигурка одета в вязаный брючный костюм нежно-голубого цвета с белыми оленями в пурге снежинок на груди, бесспорно, из разряда handmade (ни в одном ТЦ среди уймы брендов такого точно не найти).

Даже без намёка на кокетство, словно не замечая, какое впечатление произвела, девушка вопросительно смотрела на меня.

– Мне бы Илью Алексеевича, – выговорил я наконец виновато: стало неловко, что стоит она на мёрзлом порожке в текстильных тапочках на босу ногу. – Я привёз семь мешков писем из Вологды, необходимо ведомости подписать.

– Входите, – понимающе кивнув, девушка пропустила меня в дом.

Шагнувший следом за ней на узорчатый пол гостиной, я поймал себя на мысли, что он похож на колотые льдины, режущие тёмную воду. В центре комнаты возвышалась ёлка в несколько метров высотой, рядом – величественный трон с бирюзовыми виньетками.

– Кто там, Ариша? – донеслось из дальней комнаты, и в гостиную вошёл мужчина за тридцать в трикотажном костюме цвета мокрого асфальта. – Чем обязан? – обратился он ко мне, поправляя пояс на пиджаке с запахом.

– Это водитель областного почтамта, – ответила вместо меня девушка. – Опоздал с оформлением груза. Повезло, что вы сегодня задержались.

– Понятно, – с какой-то особой теплотой улыбнулся ей мужчина в ответ на объяснение. – Что ж, идёмте в кабинет, – повёл он рукой в сторону полутёмного коридора, из которого появился. – Подпишем ведомости, а после устроим вас на ночлег в одном из теремов гостиницы, благо, массовый заезд только через два-три дня начнётся.

Вдвоём мы прошли в отделанный деревом кабинет с витражным окном. Сразу бросились в глаза висящие на стене над дубовым столом электронные часы с обратным отсчётом времени, показывающие, сколько дней, часов, минут, секунд остаётся до Нового года. Справа от стола в резных рамах – герб Деда Мороза и оригинальная карта его путешествий.

Среди этого волшебства на столе появилась обычная ручка. Хозяин кабинета размашисто подписал мои ведомости и вынул из кожаного футляра печать.

– Ариша! – недовольный бледным оттиском на первом листе, позвал он оставшуюся в гостиной девушку. – Принеси, пожалуйста, штемпельную краску. Работники канцелярии её сегодня брали.

Через несколько минут вошла девушка, молча подала Морозу баночку чернил и удалилась, точно чувствуя себя здесь лишней.

– Ваша помощница – настоящая Снегурочка, – заметил я возившемуся с механизмом печати хозяину терема.

– А её так и прозвали, – откликнулся тот, не поднимая головы, капая краской на подушку печати. – В детском доме, где она воспитывалась с десяти лет, – хмуро посмотрел он наконец на меня. – Семьёй возвращались с отдыха на море. Разбились на шоссе. Родители и младший братишка погибли, а она выкарабкалась. Казалось, выжила, а сердце ледышкой стало. Людей и теперь сторонится, больше молчит. В двух семьях, что брали её под опеку, ни к кому не привязалась, не прикипела душой, в детдоме, куда её определили, ни с кем не сдружилась. Вот и живёт одна на белом свете Снегурочкой. Я с неделю назад, как раз в День Святого Николая, в тот детдом по случаю попал, – продолжал Мороз, оставляя чернильные оттиски на ведомостях. – Увидал Арину на утреннике. Мне показалось, да и она сама чувствовала себя нелепой среди галдящей малышни. Слово за слово за чаем с заведующей, – окончив с формальностями и уложив печать в футляр, но заметив мой живой интерес к его истории, Мороз решил всё же рассказать её до конца, – и та проговорилась, что Арине уже два месяца как исполнилось восемнадцать, но в списки на предоставление жилья её до сих пор не включили. Органы опеки и попечительства пеняют на администрацию, а та, в свою очередь, на них, – Мороз поморщился, но от открытого возмущения произволом чиновников удержался. – Вот и мыкается девчонка здесь. Не положено ей после достижения совершеннолетия оставаться в детском доме, а и идти некуда. Крепко засела тогда в душе эта Снегурочка, – отрешённым взглядом Мороз смотрел сквозь меня. – Пока ехал назад, занозой колола сердце. Весь следующий день мыслями был рядом с нею. Только шесть вечера пропикало, в чём был, поехал служебной машиной обратно в детдом. Заведующая после говорила мне, что впервые увидела взгляд Снегурочки воскресшим: не смогла та сдержать своего замешательства, ошеломлённая предложением приютить её у меня в доме, не могла, боялась до конца поверить, что кому-то есть до неё дело, – горько усмехнулся Мороз. – Не сразу, но согласие Арина дала, – потеплел его взгляд. – И живёт без каких бы то ни было обязательств в моей квартире в Устюге да считает своим долгом помогать мне здесь за моё бесхитростное покровительство ей. А у меня и в мыслях не было не то что требовать, ждать её благодарности, – скромно усмехнулся Мороз. – Спустя эти несколько дней сам не понимаю, как и жил без неё всё это время, – спрятав взгляд, произнёс он совсем личное.