Чудо под Главной Ёлкой

Чудо под Главной Ёлкой

По нарядному ночному городу, мимо сказочных фрагментов витрин, мимо загадочно мерцающих в свете фонарей сугробов, мимо мигающих огоньками ёлок, мимо снеговиков и заснеженных машин медленно шла Снегурочка. Шла и тихо плакала. Снегурочку звали Варя.

На календаре  было  двадцать шестое декабря. Минуло католическое Рождество, оно же - «репетиция»:  всегда находились те, кто католиками не был, но не упускать же повод?  До Нового года оставалось ещё почти пять дней, и  в городе было пустынно и тихо. Затишье перед бурей.

Снегурочка шла по проспекту Мира и глотала леденеющие слёзы.  Она думала о том, что Костик опять подвёл, а, значит, никакой он не друг, а натуральная такая скотина. А ещё думала о том, что дома ждёт почти четырёхлетний Лёсик, который буквально вчера писал письмо Деду Морозу и очень-преочень просил железную дорогу. И даже по этому поводу хорошо себя вёл целых два дня.

Варе было двадцать три, училась она на факультете журналистики местного университета, а Снегурочкой стала, потому что нужны были деньги. Такая вот проза жизни. О железной дороге сын упорно и настойчиво мечтал вот уже без малого год, и Варя отчётливо понимала: выхода нет. Или добыть сыну воплощённую мечту, или... или... вот что «или», Варваре даже подумать было страшно.

Вообще-то, многие студенты, те, что не относились к «золотой молодёжи» и не были обременены богатыми родителями, с радостью хватались за возможность «поморозить»: в длинные новогодние каникулы спрос на морозных Дедов с внучками зашкаливал, а единственный в городе театр не мог похвастать изобилием подходящих типажей. Поэтому большая часть «чёса» и, соответственно,  денег выпадала на долю студентов. Конкуренция в таком выгодном деле, конечно, зашкаливала, и те, кому удавалось получить договор на выезды, считались счастливчиками.

Новогодний студенческий чёс с некоторых пор стал традицией и потому требовал  централизованности и упорядоченности. Поэтому в университете давно уже действовала сезонная комиссия, во главе которой традиционно стоял декан факультета PR.

Строгий, требовательный и временами даже жёсткий во всём, что касалось процесса обучения, в деле Андрей Викторович  мог также быть душой компании  и надёжным товарищем, когда дело касалось внерабочих отношений, а потому пользовался у неглупой части своих студентов  безграничным авторитетом. Ко всем прочим своим достоинствам и недостаткам, Данилевский был довольно привлекателен, а кроме того -  неизменно галантен и вежлив с женщинами любого возраста. Последнее обстоятельство неизменно вдохновляло юных и не очень университетских дам на попытки завязать с деканом необременительный роман, долженствующий в будущем (желательно, не слишком отдалённом) перерасти в нечто большее. Тем более что по вузу давно и упорно ходили слухи о том, что в семье Данилевских  далеко не так уж всё безоблачно.

***

Что бы там ни говорили об Андрее Данилевском, жене он не изменял. Не то, чтоб ему это  в голову не приходило, просто он прекрасно понимал: в пошлом адюльтере удовольствия на полчаса, а жить с этим потом всю жизнь. И, будучи человеком принципиальным, однажды приняв решение, следовал ему раз за разом. 

В конце концов, довольно навязчивое внимание студенток и коллег по преподавательской деятельности постепенно полностью отвратило профессора от мыслей о связи на стороне. Он не мог понять, как элементарная вежливость может кому-то казаться флиртом и почему обычная галантность воспринимается как аванс, открывающий дорогу к отношениям с женатым мужчиной.

Воспитанный в довольно строгих правилах, в сугубо патриархальной семье:  мама – профессор педагогики, папа – военный юрист, генерал,  с женщинами Андрей неизменно был обходителен. Со студентками – строг, но так же неизменно вежлив. Правда, иногда с трудом сдерживал желание схватить очередную дурочку за плечи и долго трясти, пока  содержимое её безмозглой головки  не встанет на свои места.

Нет, Данилевский вовсе не был ханжой и вполне допускал, что встреть он женщину, которая свела бы его с ума, ту, что заставила бы его забыть об внушённых с детства правилах жизни, ту, с которой он захотел бы изменить свою жизнь – он бы, возможно, забил бы на свои принципы. И, честно говоря, время от времени он начинал мечтать о такой встрече, но тут же одёргивал себя.

Тем более что о существовании такой женщины ему было доподлинно  известно.

***

Снегурочка, глотая слёзы,  перебралась через очередной сугроб, перекрывавший проход к «зебре»: фантазия коммунальщиков не переставала поражать своими непредсказуемыми взбрыками. В этом году снег с проезжей части было решено складировать на тротуарах - очередной социальный эксперимент местной администрации накануне праздников.

Уже стоя на мостовой, Варя принялась тереть варежкой глаза: слёзы превращали всё вокруг, включая сигналы светофоров, огни фонарей, свет автомобильных фар в расплывчатое подобие новогодней гирлянды. Переходить дорогу в таком состоянии было бы неразумно, а в неразумности Варю Ивантееву никто не мог бы упрекнуть. Разве что она сама – за то, что связалась с Костиком, поверив его обещаниям.

Из проезжающей мимо Audi заулюлюкали, засвистели, закричали: что, Снегурочка, замёрзла? Поехали с нами, устроишь нам праздник, уж мы-то тебя отогреем!

Варя перепуганным зайцем метнулась через дорогу, чудом не попав под колёса едущей следом машины. Втянула голову в плечи, услышав сзади  удаляющийся пьяный хохот. Медленно поплелась вдоль ограды больницы. Приходить домой в слезах нельзя. Лёсик перепугается, расстроится, тётя Таня начнёт допытываться,  сочувственно кивать и давать советы. Нет уж.

Звук тормозов заставил снова вздрогнуть и сжаться.