Чужая боль

Чужая боль

Чужая боль

Ирина Верехтина

============================Хан Гирей=====

Рита лежала и слушала боль, которая накатывала медленной, горячей как лава волной. Потом вдруг отпускала, словно её и не было. Но Рита знала, что это не так: боль всегда возвращалась…

До поликлиники Рита добиралась с трудом и, плюхнувшись на жёсткую банкетку в коридоре, переводила дыхание: сидеть было не больно. Зато ходить становилось труднее с каждым днём. Старенькая врач-невролог испробовала на Рите весь свой богатый арсенал: мази, таблетки, уколы и физиотерапию. Но ничего не помогало. Рите назначили массаж, но она уже не могла на него ходить. Врач колола Ритину ногу иголочкой – сначала тихонько, потом чуть сильней, но Рита не чувствовала боли. Она не ощущала даже прикосновений иглы. И невролог, качая головой, выписала Рите направление в больницу, заверив, что там её непременно вылечат.

 Рита ей не поверила, но лечь в больницу всё же пришлось, так как невролог наотрез отказалась продлить больничный лист: «Если Вам не помогает лечение, как же я могу Вас лечить? Нет, милочка, только в больницу!»

Больница была ведомственная, с уютными чистенькими комнатками на двоих, которые именовались палатами, но на больничные палаты походили меньше всего. Кровати здесь были удобные, медперсонал предупредительный и вежливый, телефон – бесплатный (для телефона имелась отдельная комната, садись в кресло и звони, никто не войдёт, если горит свет).

Рите сказали, что лечение будет длительным (двадцать один день в больнице и месяц дома), но когда ей снимут воспаление, она сможет ходить. Рита не верила врачам – они «милосердно» лгали. Ту же ложь она выслушивала в поликлинике, где её «в хвост и в гриву» гоняли по кабинетам и специалистам, назначали то одно, то другое лекарство, делали рентгеновские снимки… и всё равно ничем не смогли помочь.

Ей становилось всё хуже: левая нога «не слушалась» и немного подволакивалась при каждом шаге, левая рука немела, становясь словно резиновой. Рита с тревогой прислушивалась к себе: в голове слегка звенело и левый глаз вёл себя как-то странно. Кажется, голова тоже немела, и тоже с левой стороны!

Рита вспомнила бабушку, мамину маму, у которой тоже отнялась нога – в страшном 1941-м, когда муж ушел воевать, а она осталась совсем одна с семилетней дочкой на руках – в чужой, далёкой Сибири. Бабушку положили в больницу, а о маме никто и не вспомнил, так и жила одна, пока её не забрала к себе бывшая квартирная хозяйка, у которой они раньше снимали комнату. Бабушка горевала по мужу, и на нервной почве у неё отнялась нога. Слава богу, не навсегда.

С Ритой случилась та же беда: Дима отдалялся на глазах, становясь чужим, словно они не прожили душа в душу четыре безоблачных года… Рита молча переживала, копалась в себе, пытаясь понять, в чём её вина (впрочем, она знала – в чём) Дима, напротив, ждал от жены скандала и злился оттого, что Рита терпела и молчала... Брак катился под откос.

 

Врачи подробно расспрашивали Риту о самочувствии и об ощущениях при ходьбе, записывали Ритины ответы в карточку и – молчали. «Наверное, у меня рак, - тоскливо думала Рита. – А мне только двадцать девять. Никогда не думала, что жизнь закончится в двадцать девять. А то, что у меня сейчас, разве можно назвать жизнью? – Безрадостное, бессобытийное существование, словно я не на земле, а где-то между землёй и небесами. Где-то на пути туда».

На дверях палаты висел «Распорядок дня». К удивлению Риты, больничный день был заполнен почти до отказа: завтрак, приём лекарств, уколы, обход врача, лечебная гимнастика, обед, тихий час, приём лекарств… Свободного времени почти не предусматривалось. «Казарма» - с отвращением подумала Рита, прочитав «Распорядок». Но соблюдала его почти свято, как, наверное, несли свою нелёгкую службу монахи-затворники в строгом и аскетичном средневековом монастыре – из опасения прогневить Бога, который – могу поклясться – не имел понятия о том, что ему угодно, а что неугодно. В монастыре за Бога думали и принимали решения отец-настоятель со товарищи. Да и знал ли Бог о существовании этого монастыря – тоже ещё вопрос… Мнения иноков никто не спрашивал, им оставалось только подчиняться.

Так же, как Рита подчинялась воле врачей, которые думали и решали за неё. Вместо Бога… Настоящее средневековье, и температуру каждый день заставляют мерять!

Размышляя таким образом, Рита окончательно запуталась в своих отношениях с Богом, которого здесь представлял заведующий неврологическим отделением – круглолицый сорокалетний Амирхан Давлетбаевич, которого все – и медперсонал, и больные – игнорируя непроизносимое отчество, величали между собой Ханом Гиреем. Вспомнив о Хане Гирее, Рита усмехнулась – бахчисарайский фонтан в действии! Только плачет не хан, а его пациенты…

Рита не верила здешним врачам (как и термометру, который каждое утро упрямо показывал тридцать семь и два. Бред какой, у неё же не простуда! У неё - как у Яги из «Морозко»: «Ох и плохо мне, ох и худо! Не горячка у меня, не простуда…»).

Рита никому не верила, но здешние правила и традиции выполняла с точностью до запятой: в девять часов, подволакивая непослушную ногу, плелась в столовую завтракать (хотя ей совсем не хотелось есть), в десять – сидела в терпеливой очереди в процедурный кабинет, в одиннадцать-тридцать поднималась в лифте на пятый этаж в кабинет лечебной физкультуры, где полчаса занималась под руководством инструктора – розовощёкой девушки в спортивном костюме «от кутюр». В группе их было десять человек, все с разных этажей. Упражнения выполняли, лёжа на цветастых ковриках. Из-за этих ковриков кабинет ЛФК напоминал игровую комнату детского сада – с брошенными в углу мячиками и скакалками.



#33820 в Проза
#19938 в Современная проза
#10210 в Женский роман

В тексте есть: реализм

Отредактировано: 14.08.2016