Чужие миры

Сам виноват

В городе мне всегда не хватало тишины. Постоянная суматоха, шум машин, болтовня людей. Иногда хотелось поскорее прийти домой и просто посидеть в тишине, абсолютно одному. Чтобы вообще никого не было рядом. За день иногда так устаешь от общества, что хочется сбежать в лес, поэтому одиночество и тишина – лучшие условия для хорошего отдыха. Сейчас же я сидел в самом тихом и одиноком месте на свете, но почему-то мне это не нравилось.

Я прошелся вдоль своей тюремной камеры. Очень маленькая комнатка – три шага в ширину и столько же в длину. Еще некоторое место занимала кровать. Маленькая, и с очень тонким матрасом, не то что в гостинице. Я снова мысленно упрекнул себя за свою глупость. Что мне стоило сидеть в гостинице? Ну теперь-то уж что, ничего не сделать. Что случилось, то случилось.

Стены серые и крепкие. Недавно я попытался отковырнуть кусочек стены, но ничего не получилось. Наверное, и ножом не отковырнется. Так что, убежать как в фильме «Побег из Шоушенка» не получится.

Потолок низкий. Освещение очень слабое – даже стоя под лампочкой вряд ли удастся почитать книгу. Правда, книги у меня нет. Так что, плохое освещение мне никак не помешает.

Здесь даже окна нет, потому что я в подземелье. И соседа по комнате нет, что с одной стороны грустно – потому что поболтать не с кем, но с другой хорошо – вдруг убийцу какого-нибудь подселили бы?

Что же еще есть в моей комнате? Думаю, ничего. Хотя нет, еще есть пыль и грязь. Когда меня еще не заселили сюда, я слабо утешал себя тем, что тюремная камера может быть не так уж и плоха. В Норвегии, например, тюрьмы как курорты. Но здесь тюрьма – это действительно наказание. Что конечно, хорошо. Убийцам, да насильникам лучше жить именно в таких суровых условиях. Да и остальным преступникам тоже. Но, теперь меня тоже следует относить к преступникам. А мне такие условия совсем не нравятся.

Мое спокойствие меня поражает. Еще час назад, когда меня только привели в камеру, я сразу кинулся к двери и стал стучать в нее со всей силы и орать. Тогда мне было очень плохо – уровень паники зашкаливал. Но после нескольких минут ора, в камеру вошел охранник и попытался ударить меня дубинкой по голове. Я увернулся от удара, и одновременно успокоился. Тогда я быстро отошел от двери, быстро лег на кровать и сложил руки на груди. Охранник сказал «То-то же!» и ушел.

С тех пор, а точнее уже целый час, я спокоен как слон. За время, пока я здесь, я спокойно порассуждал на тему предательства, которое и послужило причиной того, что я сейчас нахожусь здесь. Из рассуждений следовало, что Рик поступил не так уж и плохо. Конечно, он должен был предупредить меня, что в рюкзаке наркотики, а камень – это бомба. Но я бы тогда отказался. А ему нужно было, чтобы я с ним пошел. Вполне логичное поведение, по-моему. Так что по большей части в своем заточении виноват я. Во-первых, я добровольно пошел с ним. Меня никто не заставлял. Во-вторых, он не знал обо мне ничего, кроме имени, как и я о нем. А это значит, что мы не друзья, и по логике, не обязаны помогать друг другу. Тем более, он даже пытался освободить меня от той паутины. Правда, быстро сдался. В-третьих, он предупреждал, что «Там растяжка», просто я не услышал, и потому сам виноват.

Из этого всего следует вывод, что я абсолютный кретин. Как правильно сказал Таур: «Не умный». Правда, от этих мыслей легче не становилось, наверное, мне надо было просто дальше ругать Рика и выдумывать планы мести. Такое занятие хотя бы не вводило бы меня в депрессию.

Интересно, в тюрьме есть библиотека? Если есть, то нужно взять книгу. Ничего, что в камере книгу не почитаешь. Можно же и во дворе. Я видел, что там есть двор для заключенных. Только вот выпустят ли меня туда погулять?

«Нужно выбираться отсюда, а не планировать здесь жизнь» - Вновь заговорил внутренний голос. Да, нужно придумать, как сбежать отсюда. И из тюрьмы, и из этого мира. В свой, родной. Только, вряд ли все так просто. Чтобы сбежать – нужны мозги. А у меня, как выяснилось, их нет. Прискорбно, но что поделать, раз родился идиотом.

Я лег на кровать и стал смотреть в потолок. В уголке серого потолка была маленькая черная надпись. Я встал на кровать, чтобы получше рассмотреть ее. Кровать скрипнула, когда я встал на нее

Надпись была очень тонкой, скорее всего сделанной с помощью ручки. Она гласила: «Всякий пришедший сюда, знай, что отсюда можно выбраться, только умерев. Леон Квинтел». Спасибо, что поднял настроение, Леон.

Немного полежав, я подумал, что тут могут быть еще надписи. Интересно было бы их прочитать. Хотя бы узнаю, кто тут лежал до меня. Может быть некоторые будут более оптимистичные.

Я встал с кровати и стал внимательно смотреть на стены. Вторая надпись нашлась около двери, у самого пола: «Не советую попадать в карцер – сойдете с ума. Безумный». Прозвище этого человека говорило само за себя. Если честно, я и так догадывался, что в карцере не очень хорошо. И я и не собирался в него попадать.

Третья надпись была оригинальной: «В субботу привезли бананы. Лучший день, из моей жизни в тюрьме. Бил Конт». На разнообразную еду теперь можно не рассчитывать. Наверное, больше не надо читать эти надписи. Только хуже становится.

Но я все так стал дальше искать автографы. Некоторые из них были не очень содержательны – просто имя и фамилия. Одна надпись окончательно ввела меня в депрессию: «Двенадцатый год пожизненного срока. Все еще не теряю надежды сбежать отсюда. Риден Равинков». Если я узнаю, что он все-таки сбежал, то мне станет немного легче. Немного.

В своих поисках, я даже залез под кровать. Там было очень темно, но я все равно различил надпись. Правда прочитать ее было сложно. Точнее, невозможно. Нужно будет попросить фонарик, или хотя бы свечу. Кажется, там написано что-то хорошее. Но я не могу быть уверенным в этом.