Чужое счастье

Чужое счастье

- Ума, Ума, спускайся, какая новость у меня! - приплясывала от радости Илана, взметая вокруг загорелых ног зелёную юбку.

Ума поспешно проглотила сладкий плод, вытерла о мягкую кору липкие пальцы и кошкой спрыгнула с дерева.

Смотрела на сестру и словно в воду гляделась. Зачем лесной бог создал их такими похожими?

Илана схватила Уму за руки, закружила, обняла и жарким дыханием опалила ей шею:

- Керо сказал, что строит хижину! Для меня! - и снова затанцевала вокруг сестры, вдруг застывшей древесным столбом.

Хижину... для Иланы... недоумение и обида холодной змеёй скрутили грудь, как же так, Керо... а я, а как же я?

Счастливая Илана бабочкой полетела по солнечному лугу:

- Матушке расскажу! И батюшке!

Едва скрылась тонкая фигурка за деревьями, Ума дала волю слезам, раненым оленем побежала к Керо, потрошившему рыбу на берегу:

- Хижину... для Иланы? Мне цветы да перья, а ей хижину?

Керо спокойно глянул на Уму:

- Цветы и перья я вам наравне дарил, забыла? Только белые тебе ни разу.

Девушка вспыхнула огнём: какая же она дура! Влюбилась до одури, до боли в животе, мечтала бесконечными ночами о хижине, о расплетённых косах своих девичьих... А Керо ей и не обещал ничего, и белое перо перелётной цапли, затерявшееся в ярком ворохе лесных цветов, будто невзначай подарил Илане ещё ранней весною.

А ведь она поняла тогда, что перо неслучайно получила! - словно молнией ударило Уму. Поняла и промолчала, змея! Пока я мечтами своими бесплодными упивалась, она уже знала, что осенью женой Керо станет! И я ведь всю душу ей открыла... Вот же муха навозная, падаль истлевшая! Предала сестру и думаешь, счастье тебе будет?

Паучьим ядом кипело расколотое сердце Умы, руки ходуном ходили от злобы, сломать, разрушить, убить проклятую!

Вернулась домой чернее горючего камня антрацита, навстречу Илана солнечным зайчиком:

- Сестрица, Оста тебе белые кувшинки принёс! - и протянула нежный пахучий букет.

- А ведь жених-то завидный, самый удачливый охотник в лесу, - улыбнулась довольная мать. Шутка ли, сразу двух дочерей в хозяйки отдать!

Вскипела Ума, гордо прошествовала к священному дереву Линга и прямо на его белых корнях растоптала любовное подношение - в хижине Керо хозяйкой буду и никак иначе!

К осенним брачным гуляниям остыла Ума, к сестрице ластилась, свадебный венец из ярких перьев в подарок мастерила, на Керо не смотрела вовсе. Ещё два раза приносили ей белые перья да цветы - с улыбкой отказывалась от сердечных даров, мол, негодная пока из меня хозяйка, дозреть бы надо.

В дни брачных гуляний Ума весело танцевала с молодыми хозяйками, плела для них венки из ароматных цветов и крепко обнимала сестру. Керо благодарно на неё поглядывал и даже преподнёс голубой цветок юбании - символ крепкой дружбы.

В последний день празднеств тайком увлекла Ума сестру на Косматую скалу - в детстве девочки часто сидели здесь за вышивкой и любовались радугой над бурливой рекой.

Уселись они, как встарь, на самом краю и Ума попросила у сестры примерить её брачный наряд. Илана без сомнений скинула платье и венец - так ей хотелось счастьем своим поделиться. Ума надела платье, волосы под венец убрала, Илана смеясь воскликнула:

- Сестрёнка, если сейчас Керо обнимешь, он и не поймёт, что не я перед ним!

- Знаешь, - тихо ответила Ума, - мне это и было нужно.

И с силой столкнула Илану с Косматой скалы прямо в бушующий далеко внизу поток.

Ох, тяжко было Уме горевать по себе самой, невесть куда пропавшей, не было ни слёз в глазах, ни печали в сердце - вошла она хозяйкой в хижину Керо, как и должно было быть!

Усердно занялась молодая хозяйка своими обязанностями: застилала мужу постель, готовила ему мясо и рыбу, крепко обнимала длинными зимними ночами.

Только с каждым днём всё тягостнее было притворяться кроткой и солнечной сестрицей, и безоблачного счастья, о котором Ума мечтала в девичестве, не было и в помине. Иланой называл её любимый, Иланой величали родители, Иланой кликали подружки.

И каждый раз имя погибшей сестры камнем падало в душу Умы, омрачая ясные дни, а по ночам Илана приходила в её сны, смотрела грустно, без упреков, и молчала.

От этой покорности волком хотелось выть: ну прокляни ты меня, душегубку паршивую, дай мне оправдаться перед тобою, не молчи так оглушительно, умоляю тебя!

Сестра не отвечала, лишь вздыхала смиренно и снова падала в кипучую реку.

Извелась Ума, душой изболелась, а потом и вовсе слегла - так её вина изглодала.

Керо тревожился за любимую, ухаживал за ней как мог, а потом прознал про искусную ведунью, живущую в соседнем лесу, и привел её в хижину.

Глянула ведунья на Уму, головой укоризненно покачала и уселась рядом с ложем больной, стала травки да корешки в чаше смешивать. Приготовила снадобье, целебным соком алуавы приправила, дала девушке выпить, а потом сказала тихонько:

- Не своей ты жизнью живёшь, девочка, не по себе судьбу выбрала, оттого и маешься. А ведь ещё не поздно всё исправить.

- Что ты мелешь, старая? - болотным полозом зашипела Ума. - Совсем ополоумела от дурмана своего? - и чашку с питьём на землю швырнула.

Ничего не сказала ведунья, глянула строго и ушла.

Прочь, прочь, карга старая, металась Ума по слежавшейся постели. Я не чужую судьбу украла, а свою вернула, у сестры-воровки силой вырвала! И назло вам её проживу и счастливой стану!