Цикл "По следам Мастера и Маргариты"

Цикл "По следам Мастера и Маргариты"

Прокуратор

Парадные покои

Насквозь простреливались безжалостным

Полуденным солнцем.

Старческой рукою

Коснулся виска. Боль ушла, но он знал,

Что она вернётся.

Безлунными ночами

Проваливался в тревожный сон, во сне

Временами плакал.

Домашние молчали,

Лишь пёс беспокойно кружил, тормошил

Хозяина лапой.

При свете полной луны

Прокуратор и пёс уходили в сад,

Дышали прохладой.

Пели райские птицы,

Жасмин душил ароматом, надсадно

Трещали цикады.

Старик в кровавом плаще

Неотрывно смотрел на Луну, вздыхал,

Взмахивал руками.

За левым его плечом,

Запрокинув к свету худое лицо

Улыбался странник.

Чрезвычайное происшествие

Гудел, как улей, ресторанный зал,

Обсасывая давешний скандал.

Угадывались странные слова:

«Бездомный», «Берлиоз» и «голова»,

«Пришлось вязать», «трамвай» и «консультант».

— Не верю! — взвился ломаный дискант.

Блондинка лет пятидесяти двух,

Поэзии любви бесплотный дух,

Вздохнула: — Не поверила б сама,

Что бедный наш Иван сошел с ума…

Слезу утерла краешком платка

И хряпнула рюмашку коньяка.

— Вы видели бы, как он был одет! —

Ввинтился в разговор Егор — поэт,

Отправленный (наверно, за грехи)

Писать антицерковные стихи:

— Растрёпан, со свечой, в одном белье,

Устроил пляску прямо на столе!

Последний гвоздь забил товарищ Штин —

Зануда, эссеист и семьянин:

— Вломился в чей-то дом, залез в буфет,

Стянул иконку, свечку и браслет! —

Штин выловил последнюю икру

И взялся за котлетку на пару.

Раздался голос с дальнего конца:

— Пригрели же такого подлеца!

Согласно закивал второй этаж —

Мол, бездарь, конъюнктурщик и алкаш.

Тем временем развенчанный поэт

Проснулся. Чей-то тёмный силуэт

Маячил у больничного окна.

В окно светила полная Луна…

Дом скорби

Да, он попал ко мне через балкон.

Дом скорби стих, проваливаясь в сон.

Блестели беспокойные глаза.

Он очень торопился — рассказать.

— Такой уж я везучий человек…

Попал в кровавый, странный, чуждый век.

Вокруг кипела жизнь, текла борьба,

Но для меня бессмысленно-груба

Казалась. Я бежал за сотни лет,

На дне веков искать покой и свет.

Я начал свой роман. Пришла весна…

И тут — о чудо! — встретилась Она!

Мы говорили взглядами, без слов.

Как молния, ударила любовь.

Что это был за май! Цвела сирень,

Мы виделись с ней каждый божий день.

Огонь в печурке, розы и вино…

Свет падал через низкое окно,

Играл на переплётах, стеллажах.

Она читала нараспев из глав

Любимые отрывки, и сквозь смех

Сулила мне немыслимый успех.

Но я везучий… я вам говорил.

Я вышел в мир — и мир меня сгубил.

В углах подвала скапливалась тьма,

Я сжёг роман — он свел меня с ума.

Что в памяти? Зима, знакомый сад,

В подвальчике — чужие голоса,

Звук патефона… Я пошел назад,

Через мороз… куда глаза глядят.

А что она? Я не сказал, исчез.

Безумен, слаб. Зачем ей этот крест?

Закончив, Мастер подошел к окну

Встречать неумолимую Луну.

Бал!

Сигнал — и вспыхнул зал одномоментно!

Оркестр взревел отчаянным крещендо.

Шампанское, цветы, сады, колонны,

Гирляндами увешаны балконы,

Улыбки, фраки, жемчуга, наряды —

Все было безразмерно, безоглядно.

Но ярче света тысячи алмазов

Марго блистала. Каждый, без отказа —

Последний отравитель, маг, изменник —

Отмечен, не забыт: «Мы в восхищеньи!..».

И с каждым новым гостем все сильнее

К земле клонило царственную шею.

Под правым локтем королевы бала

Кошачья морда что-то затевала:

Он представлял гостей — по трое сразу,

Дерзил, сверкая изумрудным глазом,

Командовал, швырял в толпу остроты,

Спасая ухо, удирал к Фаготу.

Смешалось всё. Мурлычет рядом Гелла.

Испуганный барон и Азазелло.

Вино иль кровь? Цепь неподъёмна стала.

К чертям! Она дотянет до финала.

Улыбка, повернуться чуть налево,

Шепнул Фагот: — Держитесь, Королева!..

Разъехались. Балбесничает свита,

Расслаблен Воланд. Ночь почти забыта.

Дрова в камине. Как она разбита!..

Что в памяти? Барон. Платок. И Фрида…

Интервью с Марго

Вы правы. Куда разумней было бы

Всё оставить, как есть:

Цветы, жемчуга, зеркала постылые,

«ужин сегодня в шесть».

Не нужно метаться безумной птицею

По вечерней Москве

(Мало!… Глаза ему бы выцарапать,

Чтоб не видели свет).

И не стоять обнаженной статуей

Перед сонмом гостей —

Убийц, дезертиров, иуд, предателей

Всех эпох и мастей.

Забыть те глаза разноцветно-жуткие,

Холодные как зима.

Забыть, как в последние страшные сутки

Мастер сходил с ума.

Мой Мастер! Нет, не пишите лишнего,

Не жалею ничуть.

Умерла? Да пусть! Что вы так, по-книжному.

Я же с ним! Я же — в путь…

Метафизика

*

Тусклый подвальчик. Ночь напролёт