Цирк Уродов

ГЛАВА I. Голодные Лики

Безликая сонная луна, озаряющая мрачные склоны лощины, сгущалась в чёрном небе. Под её бледной тенью, иссохшие пущи, опутывали каменные хребты, напоминавшие искривлённые формы скелетов.

В царстве этого мрака, пряталось дрожащее пламя костра, от которого с глухим эхом раздавался жуткий смех, уносящийся в бескрайние глубины неба.

Под холодным дыханием ночи, рядом с костром, покоился на скрипучих колёсах потёртый временем цирковой фургон, покрытый глубокими трещинами и пятнами ржавчины.

Его кричащие краски, выцвели под воздействием времени, оставив лишь блёклые отголоски былой славы. Маленькие лампы, когда-то украшавшие его боковины, теперь никогда не зажигались — стеклянные глаза были покрыты толстым слоем паутины, как будто сами мечты погрузились в вечный сон.

Перед фургоном, крепко прибитые к ржавым кольям, стояли два огромных чёрных скакуна, переливающиеся в тусклом свете синевы. Лошади, закованные мглой, мелькали в тени своего отражения, исчезая так же быстро, как и появляясь.

А вокруг тихого огня, затаились мрачные создания, сидящие на холодной, промёрзлой земле. Их изломанные лица, сквозь яркие языки пламени, казались искажёнными.

Искушённые поеданием мяса, они с пристрастием изучали потускневшую карту, иссохшую от времени.

Мясные жирные куски, стекающие по их грязным рукам, разрывались измождёнными зубами, в то время, как их загадочные шептания окутали костёр.

Высокая бородатая женщина с чёрными глазами, ткнула когтистым пальцем в одну из меток, обозначенную кроваво-красным крестом. Лица остальных уродов озарились дикой радостью, словно от этого зависела их прогнившая душа.

Они истерично радовались своему грядущему путешествию, с жадностью пируя полночи, набивая свою плоть до отвала.

****

Алый свет утренней зари, величественно пронзал густой мрак неприятно окутывающий дорогу. Под покровом туманных сумерек, по запущенной колеи, ехал тот самый фургон — зловещий и скрипящий, словно крики мрачных душ покойников, намотанных на грязные, изношенные колёса.

От скрипа их ветхого фургона исходил невыносимый шлейф смерти, предвещающий неизбежное. Медленно, но уверенно, их путь пролегал в отмеченный на карте город Вломория.

Пустые глиняные дороги, изрезанные глубокими трещинами и изъеденные временем, тянулись сквозь безжизненную местность. Природа казалась словно мёртвой, кроме корявых деревьев, чьи голые ветви, словно молящие руки, тянулись к угрюмому небу.

Лишь изредка, словно призраки, парящие фигуры в рваных одеждах мелькали в тернистых углублениях на обрывах, махая вслед фургону. Это были души, навсегда погребённые в этом проклятом месте, обречённые на вечные скитания, что не могут обрести покой.

Вдоль дороги то и дело попадались останки разрушенных поселений, словно скелеты забытых цивилизаций. Разрушенные стены домов, остов перевернутой телеги, ржавых склянок – всё это говорило о внезапном конце, постигшем этот край.

Изредка, из зарослей выходили одичавшие волки, глаза которых горели неутолимым голодом, а шерсть была взъерошена всеми бедами, пережитыми в этом мрачном месте.

Голодный дикий вой разносился по горным хребтам, напоминая о жестокой реальности, с которой приходилось сталкиваться путникам.

Через пару часов, цирковой фургон, поскрипывая на каждой неровности и трясясь на ухабах, с трудом стал въезжать на мостовую.

Город, словно застывший во времени, казался опустевшим, как будто жизнь здесь остановилась много лет назад, затерявшись в тёмных страницах истории.

Массивные мраморные статуи, таящие в себе дух времени, грустно взирали на редких путников. А здания, лишённые красок жизни, своими потрескавшимися крышами касались серой дымки хмурого неба.

Повсюду развевались флаги с геральдикой, украшая фасады стен, словно напоминая о величии прошлого.

Вечером, когда солнце зашло за горизонт, по извивающимся улицам разбрелись музыканты и мастера ремесленники, словно в надежде возродить былую славу своего города.

Унылый, тёмный пейзаж постепенно наполнялся жизнью, когда люди начали расставлять свои вечерние прилавки. Каждый из них был украшен изысканными изделиями, яркими тканями и резными деревянными фигурками, отражая труд и любовь к мастерству.

Мимо проезжали повозки, гружённые товарами, напоминая о том, что жизнь в этом забытом городе всё ещё продолжается.

Очень худой, высокий и бледный мужчина в цилиндре, с длинными усами по имени Феликс, задумчиво колесил по узким улочкам. Тёмные глаза мужчины, глубоко посаженные под бровями, отражали в себе усталость.

Его ветхий цирковой фургон, увешанный разноцветными флагами, словно балаган сказочника, приковывал лица прохожих. Сам же мужчина с гордым выражением лица, смотрел на людей сверху вниз, наслаждаясь восторженными взглядами.

Добравшись до мощёной площади его фургон резко замер, словно наткнулся на невидимую преграду. Лошади, почувствовав резкость торможения, взбрыкнули, застыв в напряжении.

Повозчик, с характерным жестом, ловко слез с повозки достав из-под сиденья иллюстрированный плакат. Украсив им бочину, мужчина с удовольствием стал наблюдать, как любопытные зеваки, словно мотыльки летящие на свет, начали стекаться вокруг него.

Пока толпа вокруг теснилась, Феликс не спеша, привязал лошадей к старинному столбу, и лёгким шагом направился внутрь повозки.

А внутри циркового бродяги на колёсах, скрывались две грязные комнаты, пропитанные равнодушием времени. Одна из них, чуть поменьше, была обиталищем бородатой женщины-гадалки.

В её маленькой комнате, окутанной полумраком, витал аромат пряных благовоний, смешанный с терпким запахом разнотравья и кореньев. На обшарпанных стенах были закреплены древние свитки из пергамента, покрытые жуткими символами.

В углублении комнаты раскинулось небольшое трюмо с зеркалом, покрытым серебряным налётом. Его поверхность была обрамлена чёрными свечами, чьё тихое пламя отбрасывало причудливые тени на обшарпанные стены.