Цитадель: дочь света

Глава 1. Я — эльф? 

Книга ранее была выложена под названием "Темная душа светлого эльфа"

Он появился внезапно, ниоткуда.

В тот день меня мучила страшная головная боль, я не могла даже лежать тряпочкой в постели. Мне отчаянно не хватало… чего-то. Это странное состояние тоски охватывало меня всё чаще. Как это пережить, я знала.

Села в машину и поехала в поле. Да, весна, грязи по колено, я в резиновых сапогах и полушубке из искусственной норки, а кругом поет воздух. И небо, небо! Раскинув руки, задрав голову, я тоненьким противным голоском затянула какой-то мотивчик, пришедший мне в голову. Со мной такое бывает. Последнее, что я успела увидеть — это черная тень, стремительно бросившаяся на меня. Я, кажется, не успела даже крикнуть. Грязно-серый ноздреватый снег пополам с хлюпающей землей приняли меня в свои объятия, увы, не слишком смягчив удар. И стало темно.

— Эльф-ф-фф, — прошипело существо надо мной.

Я широко раскрыла глаза.

Передо мной был грязный, заросший бородой молодой мужчина, почти мальчик. Волосы в колтунах, на теле — нечто среднее между картофельным мешком и балахоном монаха-отшельника. Снятого с истлевших костей. Лет так двести назад. Бомж, одним словом. Однако он мне совершенно определенно понравился. У него были чудесные черные глаза с пушистыми ресницами.

Я валялась на земле в какой-то пещере, а скорее, даже землянке. Моя псевдо-норковая шубка (почти новая, между прочим) была накинута на плечи этого существа с красивыми глазами, перчатки и сапоги отсутствовали. Было холодно и жестко, но ничего не болело. Я знала, что ударилась головой, но ощупав затылок, не обнаружила ни шишки, ни другого подтверждения своих ощущений.

— Эльф? — снова склонился надо мной бомж. В голосе его звучал вопрос.

— Сам такой, — с достоинством ответила я, поднимаясь с пола.

Он изумленно смотрел на меня. Наивный мальчик! Я двадцать лет работала с трудными детьми! Меня ругали, шантажировали, угрожали, пытались похитить. Ничего нового.

— Ты откуда такой грязный? — спросила я его. — Мыться не пробовал?

— Я вервольф! — гордо ответил мальчик.

— Оно и видно, — кивнула я. — Чумазый, вшивый и весь в грязи.

— У меня нет вшей, — пробормотал юноша неуверенно.

— Шубу отдай, Вервольф, — спокойно попросила я. — Холодно.

— Не дам, — буркнул мальчишка. — Моя добыча. Тем более эльфы не носят шкуру убитых животных.

— Какой я, к черту, эльф? — фыркнула я. — Шубу отдай, кому говорю. Тем более, она искусственная. Начитаются Сильмаррионов всяких…

— Ты эльф, — не унимался парень. — А я вервольф.

— И что? Ты должен меня съесть? — удивилась я.

Поняв, что тут дело нешуточное, я выволокла из угла землянки старый пень и уселась на него.

— Съесть, может, и должен, — задумчиво пробормотал парень. — Да было бы что есть…

— Голодный что ли? Чего тебе от меня надо?

— Пропуск хочу, — нахмурился парень. — Домой хочу.

— И я хочу, — вздохнула я. — Я пойду, ладно? Не провожай, выход сама найду.

Я поднялась с чурбана и по стеночке осторожно (босиком, между прочим, в одних носках) пошла к выходу, обозначенному трухлявой дверью и неслабым сквозняком. Парнишка обалдело смотрел на меня, не двигаясь. Он явно не ожидал, что жертва будет столь спокойна. Я же в свою очередь сочла его неопасным. Однако едва я взялась за ручку двери, он зарычал. Натурально так, словно собака. Я даже подпрыгнула от неожиданности, потому что собак я все еще понимала. И в этом рыке я ясно услышала, что за дверь мне нельзя. Что он и сам бы туда ни за что не сунулся. Во всяком случае, пока солнце не взойдет. Я наклонила голову, прислушалась. Да, я сразу передумала выходить наружу. Там было что-то… что-то очень неприятное и угрожающее.

— Вы правы, уважаемый, — вздохнула я. — Лучше подождать до утра. Как думаете, мою машину они не тронут?

Парнишка с откровенной усмешкой спросил:

— Как же ты меня поняла, если ты не эльф?

Я неопределенно пожала плечами. Зябко. Так, шубу он мне, похоже, не отдаст. Жаль, жаль. Но не смертельно. Новую куплю, тем более, что уже весна.

— Слышь ты, вервольф, сапоги мои куда дел? Ноги замерзли. А если я заболею?

— Эльфы не болеют, — фыркнул вервольф. — А сапоги я выкинул, воняют. Вон, валенки в углу возьми.

— Еще бы не воняли, рыбацкие же сапоги, — проворчала я, снимая склизкие от грязи носки и залезая в валенки. — Говоришь, не болеют?

— Не болеют. А еще у них волосы на теле не растут. В смысле на ногах, под мышками и вообще…

Вот тут-то я и села. Волосы у меня и в самом деле не росли. К врачам я, понятно, не обращалась, для чего к ним обращаться? Еще найдут загадочную болезнь имени меня и будут пичкать всякой химией.

Так-так! Происходящее начинало меня тревожить. Не подумайте, что меня похищают каждый день психи и затаскивают в землянку. Просто на курсах психологов мы проходили и этот урок. Опять же мальчик мне нравится — не боюсь я его! Пока все было в рамках разумного: ну бомж, ну свихнулся маленько, ну стукнул и к себе уволок. Звери на улице, ночь — тоже нормально. Но вот откуда, откуда он может знать? Эльфы, вервольфы — бред какой-то!

А может, это я схожу с ума? Старческий, так сказать, маразм? В сорок семь? Не рановато? Мне, правда, никто больше тридцатника не дает, да и то приходится старить себя — юбки-размахайки, очки, отсутствие косметики, волосы строгим пучком… А особо настырным приходилось врать про пластику — заодно и Антоху рекламировала.

Антоха хороший, он — одна из моих первых удач. Когда мне его привели, он был неуправляемым тринадцатилетним подростком, озлобленным на весь мир, малолетним вором, наркоманом, хулиганом… Жизнь его побила, потрепала, да… Так же, как и я, он рос в детдоме. К сожалению, не в том, где росла я. У нас было прилично. Ему повезло гораздо меньше. Мать от него отказалась, отцу мальчик стал нужен, когда Антохе лет 11 было. Папаша тогда в аварию попал, поломало его. Детей, врачи сказали, не будет. Тут-то он и вспомнил, что когда-то у него сын родился, разыскал, забрал, в злато-серебро одел, с тарелочки кормил. Ага, благодарности дождался. Сынок то машину угонит, то вещи из дома продает, то прохожих грабит. Наркотики опять же. А в детском доме кушать захочешь — отберешь у другого. Кто сильный, тот и сытый. Помаялся папаша пару лет и ко мне привел.