Цвет: жёлтый

Цвет: жёлтый

Все персонажи являются вымышленными,

и любое совпадение с реально живущими или жившими людьми случайно

29 сентября

Я судорожно вдохнула, словно выныривая из воды после глубоко погружения, и проснулась, вздрогнув всем телом.

Сегодня всё было по-другому, что-то было иначе, чем всегда, что-то изменилось и это важно! Надо взять себя в руки и припомнить все детали.

Сев на одно из трёх стульев, служивших мне кроватью, я провела мелко трясущимися руками по голым плечам: пот липкий и холодный покрывал моё иссохшее тело. Подняв глаза, я увидела Машу. Она протягивала мне полотенце – поистрепавшуюся ветошь – и её глаза спокойно улыбались мне.

– С добрым утром! Как спалось?

– Ужасно, – призналась я и взяла из её рук тряпку, забыв пожелать ей доброго утра в ответ. – Что-то не так. Сегодня было что-то не так…

Стоило мне закрыть ладонью глаза, как я покрылась крупными мурашками, вспомнив, как ОН ударил меня ножом в живот.

– Вот твой апельсиновый сок. Подкрепись. Мы выйдем.

Конечно. Как можно было забыть о хвостике Маши – Сашке – мальчугане 5 лет, которого она где-то подобрала на просторах этой дикой войны. Он зовёт её только по имени, хотя слепо доверяет ей во всём и относится как к матери, по крайней мере, я их знаю года 1,5, и столько же дела обстоят именно так. Она не против. Таких вынужденных семей пруд пруди.

Апельсиновый сок, впрочем, и любая еда с мирных времён - прерогатива избранных. А на этой базе – только моя. Маша уводит Сашку, чтобы тот не ныл, видя, как я жадно, на одном вдохе выпиваю содержимое 200-граммового пакетика. Пакетиков осталось мало, но это не страшно. Скоро всё закончится.

Я каждый раз хочу отдать сок мальчишке, но каждый раз вспоминаю, что если у меня не будет сил, то и надежды у этих людей не будет. Именно поэтому я выпиваю сок так резко, чтобы не сомневаться.

Мой блуждающий взгляд остановился на потрёпанном чемодане под шкафом: сокровище. Всему своё время.

Мысли вернулись ко сну.

Опять погоня. Он снова настиг меня. Прижал к стене. Но в этот раз вместо того, чтобы без промедления убить, вперив пустой взгляд мне в глаза, впервые посмотрел на меня с интересом, словно по-настоящему увидел именно меня, а не бездушную цель. Ироничное сравнение, но точнее я не выражу. Наши лица были так близки, что мы почти касались носами. Но потом он вонзил кинжал (или всё же столовый нож? Ах, какая разница!) в живот, ещё удар и ещё. И смотрел на меня. Если бы я не знала, что происходит, то решила бы, что сон носит сексуальный характер. А ещё благовония… Они там были: дымились на обшарпанном, с потрескавшейся зелёной краской столике. Значит это этот Ганди. Но зачем он подал знак? Что происходит?

Когда началась эта война – последняя для человечества – в каждой стране стали появляться мы – провидцы. По одному провидцу на каждую страну. Учитывая, что мы сами не сразу осознали свои силы и поняли, как ими пользоваться, то времени прошло слишком много, чтобы мы, объединившись, смогли что-то предпринять для установления мира.

Провидцы видят, сколько осталось жить людям, могут проникать в сознание, навязывать свою волю.

Поэтому мы были опасны. Даже для своих. Нас стали истреблять: где свои же, где – чужие. Но оказалось, что провидцы просто так не умирают. После утраты физической оболочки, они перебирались, словно крысы с тонущего корабля, в сознание другого провидца. Бог знает, чем они руководствовались при этом. У меня в голове их уже шестнадцать. И порой заставить «гостей» вести себя тихо бывает мне невмоготу. Поначалу мне казалось, что в моей голове на полную громкость включили 16 радиоприёмников. Это было невыносимо. Сейчас же это радио одно, тихое, приглушённое, просто переключается на разные передачи часто. Но к этому можно привыкнуть, с этим можно жить.

Сказать, что у меня была обычная среднестатистическая жизнь, не сказать ничего. Я даже в лотерею выиграла лишь раз в жизни, и то в университетской столовой, когда им надо было срочно «раздать» продукты, не вызывая паники из-за отключившегося электричества. Наивные, мы тогда полагали, что это временное явление и никак не связано с развернувшимися боевыми действиями на наших границах. Чтобы понять, насколько я была обычной, вспомните свои детство и юность, и вы получите ответ. Четвёртый курс художественного института: мне казалось, что вся моя жизнь подчинена только искусству, и самое страшное в ней – не сданная вовремя курсовая работа по нео-рафаэлистам.

А потом всё изменилось. В одночасье.

Я проснулась одним обычным утром в своей квартире и ощутила не просто связь с материей этого мира, нет. Мир вокруг стал сродни пластилину, который при желании я смогла бы изменить. Я просто знала это: могу. Первой моей мыслью было: я сошла с ума. И это было бы самым логичным решением, учитывая накаляющуюся международную обстановку, из-за которой в институте развесили списки призывников. Паника буквально парализовала меня, ощущение было такое, словно я балансирую на грани жизни и смерти, и это оказалось мучительней всего: неопределённость.

И вот в тот момент, когда мне показалось, будто я падаю в бездонную пропасть, образно выражаясь, кто-то схватил меня за руку и потянул назад. Это был тот самый индус. Я назвала его Ганди, хотя это явно было не его имя, но он не стал возражать. Невысокий, в носом-картошкой, чуть оттопыренными ушами он стоял передо мной в белых одеждах и кротко улыбался. Он был старше меня минимум лет на 15, по какой-то причине нем, хотя последующие провидцы любили устроить балаган в моей голове.