Я сидела на краю обрыва. Холодные острые камни кололись сквозь тонкую ткань, но устроиться удобнее не получалось. Где-то внизу бушевало море. Оно ревело и билось о скалу, распадаясь тысячей маленьких искр. Над головой такой же мелкой россыпью сияли звезды.
– Скучаешь, Гека?
Я даже не обернулась, боясь оторвать взгляд от неба. Эти крохотные мерцающие огоньки создавали приятную иллюзию. Будто я снова сидела рядом с мамой на ступенях серебряного дворца, под ногами расстилалось бескрайнее небо, и яркие огоньки светились повсюду, насколько хватало глаз. Нигде больше не увидишь такого. Мама пела чарующую песню, слов которой я никогда не знала, и, повинуясь ее воле, звезды сыпались негаснущим дождем или мигали в такт мелодии.
– Как она?
– Скучает. Обещала тебе звездопад, – он сел рядом, поерзал и, тоже не найдя удачного места, поморщился. – Хочешь, проведу к ней?
Тихий голос почти утонул в шуме волн, заставляя напрячь слух. Я покачала головой и притянула колени к груди, обнимая.
– Не хочу, чтобы Зевс нашел ее.
Он вздохнул. Наверное, не хотел снова спорить.
Первые звезды сорвались с неба, прочертив тонкие сияющие дорожки. Они неслись к горизонту и падали холодными искрами в море. Волны жадно глотали их одну за другой. Я снова вспомнила мелодичный голос, что плел кружево звездопада. Тепло разлилось по душе, смешавшись с горечью. Она обещала, что всегда это маленькое чудо будет принадлежать только мне и свяжет нас через сотни и тысячи локтей.
– Спасибо, мама.
***
Я шла, напевая под нос какую-то мелодию и пританцовывая в такт. Шаги разносились гулким эхом по залам одного из дворцов Олимпа. Его золотые стены давно не восхищали. Другое дело огромный букет асфоделей, бережно прижатый к груди. Белоснежные с лиловыми прожилками цветы выглядели такими нежными и изящными в своей простоте. Они стали бы хорошим украшением моей просторной светлой комнаты, а с капелькой силы еще и неувядающим.
– Сестричка, я бы на твоем месте не ходил туда.
Я вздрогнула и обернулась на голос.
– Гермес, – улыбнулась ему в знак приветствия и тут же опустила взгляд на цветы. – О чем ты?
– Да так…
Он выдернул один колосок соцветия из букета и легко стукнул меня им по носу. Пыльца осыпалась, щекоча кожу. Я непроизвольно чихнула.
– Эй! Так нельзя обращаться с цветами. Гермес!
Но меня он уже не слушал. В конце коридора маячила лишь удаляющаяся спина. Гермес, не оборачиваясь, махнул асфоделем и скрылся за поворотом. Очень хотелось догнать его и расспросить, но где-то там могли быть остальные боги. Потому я лишь вздохнула, неловко опустила взгляд и бережнее прижала к груди охапку цветов, сворачивая в другой коридор.
То, о чем говорил Гермес, я почувствовала, едва зайдя в родное крыло. Напряжение, витающее в воздухе. Нервные голоса. Один был знаком так хорошо, что я узнала бы его из тысячи. Мама. Эти опасные звенящие нотки всегда заставляли внутренне сжаться. Но, похоже, на ее собеседника впечатление не производили.
– Чем он-то тебе не угодил?
Отец?
– То, что Аполлон – твой любимчик, не делает его хорошим мужем для нашей дочери!
Я представила прямой цепкий взгляд матери и упрямо вздернутый подбородок. И мысленно скрестила пальцы, желая ей удачи. Своей бурной личной жизни, вероятно, отцу было мало, раз он решил взяться за мою. Не то, чтобы я была совсем против замужества… Но, во первых, искренне хотелось любви, которую на Олимпе и днем с огнем не сыщешь. А, во вторых, очень не хотелось участвовать в интригах Верховного царя и становиться главным развлечением. Я так и видела, как боги будут делать на меня свои ставки. На душе сразу становилось мерзко. И приятный аромат асфоделей не заглушить это не мог.
– Я предлагал других, ты всех отвергла. Сколько будешь перечить мне? Вы обе?
– Сколько потребуется. Она слишком юна.
Я хорошо представляла, как мама смотрит на отца с вызовом.
– Ты!
Я слишком хорошо знала этот тон отца. Пальцы тут же смяли хрупкие стебли, в жалкой попытке унять разом возникшую боль в груди. Дыхание стало поверхностным и частым-частым, будто я пробежала олимпийский марафон. Закружилась голова, и мир качнулся раз, другой, так и не приходя в равновесие.
– Я был терпелив и великодушен, но ты, видимо, сочла это слабостью. Запомни, Деметра, мое слово – закон. По вашей воле или против нее, но Персефона выйдет замуж!
Белые хрупкие цветы рассыпались по мраморному полу.