Да… ну, вот… это самое… ну, хотя бы

Да… ну, вот… это самое… ну, хотя бы

Абсолютно бессвязная фраза, не несущая в себе никакого смысла, скажите вы и будете абсолютно правы. Но Эдуард Пасечник с вами не согласится. И тоже, будет прав.

Это незамысловатое витиеватое выражение появилось в его лексиконе на втором занятии у логопеда. Эдик думал-то как:  логопед – это тот же врач, в белом халате, с зеркальцами, приборчиками разными, пахнущий хлоркой и спиртом, ласково улыбающийся старенький дедуличка. Ходить на занятия к нему – одно удовольствие.  Поэтому страх, который возник в школе, когда Алла Алексеевна, устало выводя двойку, раздраженно сказала: «Пасечник, я выбила тебе талон на занятия к логопеду. Скажи матери, чтобы ко мне вечером зашла», – с первых же минут визита к этому загадочному логопеду, улетучился.

Но тут на этом самом роковом втором занятии логопед стал спрашивать скороговорки, которые они учили в прошлый раз. Оказывается, они их учили! Эдик-то был уверен, что запоминать не нужно, попросили повторить – повторил. А вот учить не просили…

Отмалчиваться не вариант – сразу смекнул он, когда увидел, как улыбающийся две минуты тому дедуличка, свёл брови у переносицы и стал перекладывать разные кочерги и лопаточки на железном подносе. Вспомнилось, как лор заглядывал в горло. Тоже брал похожие приборчики и просовывал их по самое «не могу», аж на рвоту тянуло. Но это было не самое неприятное. Непереносимым был бинт на языке! Память моментально воспроизвела эту жуть, но никак не хотела воспроизвести хотя бы два слова скороговорки. Пришлось тянуть время.

- Да… ну, вот… это самое… ну, хотя бы, – проблеял Эдик, растягивая гласные и прожевывая, прогундосивая согласные звуки.

- О, брат, да у тебя проблемы и с «С», и с «Х», и с «Н», и дыхание назальное! Как же я на прошлом занятии не заметил, – сокрушался логопед. И попросил его дуть на ватку, произносить эти звуки по отдельности. Эдик обрадовался, хоть результат вышел не тот, на который он рассчитывал, но получилось тоже очень даже неплохо. Потому стал уже намеренно коверкать произношение. Так до окончания  занятия благополучно и дотянули!  

После несуразная фраза помогла ему на уроке литературы, когда Алла Алексеевна, не дождавшись пересказа «Федориного горя», – и зачем оно ему сдалось, у него вон, с подачи Аллы Алексеевны, теперь его персонального горя хоть отбавляй, – уже начала выводить в журнале двойку. Эдик уверенно с паузами и расстановкой произнёс: «Да… ну, вот… это самое… ну, хотя бы». И тут прозвенел звонок! Алла Алексеевна огорченно вздохнула: «Садись, Пасечник. Завтра расскажешь».

Завтра, само собой, пришлось рассказывать. Но  время-то было выиграно, это самое главное. Эдик чувствовал себя великим полководцем! Нёсся домой, отбиваясь портфелем от полчищ воображаемых Алл Алексеевных и логопедов, и не заметил, как лбом врезался в ветку яблони. Ветка больно порезала бровь и скулу. Повезло, что успел зажмуриться и увернуться в последний момент. По щеке текла липкая, солёная кровь. Эдик даже сперва испугался, что глаз вытекает – смотреть было больно и всё расплывалось. Тётя Нюра, соседка и врач по совместительству, успокоила. Отвела к себе, промыла и обработала рану, наложила на царапины повязки, накормила вкуснющим борщом и оставила у себя, пока мама с папой с работы не вернутся.

Папа, увидев, посмеялся и тут же придумал ему новую кличку «Кутузов», а мама потребовала объяснений. А чего тут рассказывать. Не будешь же сознаваться, что не учил уроки и радовался тому, что обманул учителя… Пришлось снова потянуть время, чтобы придумать на ходу отговорку:

- Да… ну, вот… это самое… ну, хотя бы…, – снова промямлил Эдик.

- Произноси чётко или вообще ничего не говори! – нервничала мама.

Ха, сама разрешила! Конечно, Эдик  выбрал ничего не говорить и радостный побрёл мыть руки перед ужином.

Звание «Кутузова» за ним закрепилось прочно.  И не только дома, но и в школе, и во дворе.  Эдик очень гордился шрамом. «Боевой, – любил он всем хвастаться, – в драке с десятью старшеклассниками достался. Но у меня шрам один, а у них по всему телу»! Малышня и девчонки млели, слушали, раскрыв рот. Это всегда подзадоривало, потому количество старшеклассников периодически росло, они превращались в самбистов или пришельцев… Одна только Аська из 3-А не верила. И правильно, в общем-то, делала, Эдик это понимал и уважал её за это. Но, как же это злило!

Злость и раздражение, а с ними и уважение, симпатия и ещё кучу чего-то того, что пониманию пока не поддавалось, накапливалось, бурлило и требовало выплеска. Эдик постоянно продумывал, как бы подойти да проучить задаваку. Подходил и осекался. Ну и глазища же у неё! Первые восемь попыток провалились с треском. А на девятую Ася сама к нему подошла:

- Ну, сказочник, что ты мне сказать хотел?

- Да… ну, вот… это самое… ну, хотя бы, – от неожиданности все заготовки из головы Эдика улетучились, и он решил взять паузу на раздумье, прибегнув к уже не раз проверенному способу.

Но чем дольше повторял эту глупую фразу, тем большим дураком себя чувствовал. Поэтому неожиданно для себя на одном дыхании и чётко, как никогда прежде, выпалил: