Дай мне вкусить даров твоих

Дай мне вкусить даров твоих

 Она никак не могла вспомнить момент, когда влюбилась. Когда поняла, что вихрастый, нескладный парень с именем будто из сказок – Ваня – стал ей родным. Казалось, он родился на свет только для того, чтоб она встретила его и полюбила. Аля улыбалась своим мыслям, пыталась скрыть глупую радость, но не могла, а потому снова и снова улыбалась сама себе. 

 Тогда шёл дождь. Лёгкий, яркий летний дождь, что испаряется, не успев долететь до земли. Аля возвращалась с пляжа, неторопливо, лениво, когда в нее с разбега врезался кто-то сзади. Конечно, она упала. 

 — Ой! — Таких серых глаз ей ещё не приходилось видеть. Дымчатые, словно перистые облака, а по краям – синие искорки. — Вы не ушиблись?

 — Немного... — ответила Аля. Встала, опираясь на протянутую руку, и айкнула: — Нога!

 — Это я виноват, — искренне расстроился её обидчик. — Не заметил вас... Извините, пожалуйста!

 Аля не выдержала и рассмеялась. 

 — Извиняете? — обрадовался он. — Давайте я провожу... К врачу...

 — Зачем? — испугалась она. 

 — А вдруг перелом? 

 — Да нет, это просто щиколотка... Я её часто подворачиваю, у меня такое бывает пару раз в год.

 — Вот врач посмотрит и скажет, что у вас с ногой.

 Доктор заверил, что перелома нет, трещин тоже, а потому они пошли в парк кататься на карусели. Она болтала ногой, туго перевязанной эластичным бинтом, и веселилась, как ребёнок. Аля давно так не смеялась. 

 На следующий день он пришёл в гости и принёс ей букет. Иван всегда приходил к ней с цветами: если не было денег – обрывал клумбы, но не оставлял без подарка.

 — Вот, это тебе, — говорил он и клал цветы ей в руки.

 — Спасибо, — она тянулась вверх, к колючей щеке, и отвечала поцелуем.

 Потом они шли на кухню – самую большую комнату в её крохотной квартире – и пили чай, или кофе, или компот, или ещё что-то, что было под рукой, говорили обо всем на свете, целовались украдкой, будто школьники, и тихо смеялись над собой.

 В августе он подарил ей астры и остался. Так естественно это произошло, что Аля ещё долго удивлялась – почему они сразу не стали жить вместе? Она уже не могла представить, что бывает иначе, что может быть по-другому – без ритуалов встреч и прощания, без ужинов, без тепла. 

 О нем она знала всё и ничего. Знала, что он не любит, когда в еду кладут чеснок. Что он смешно сопит, когда засыпает на спине, и потому его, такого тяжёлого, надо толкать, пока не перевернешь на бок. Он обожал подпевать любимой группе, а голоса же – нет! и потому она морщилась, но улыбалась. 

 — Слушай, Аля, — надув губы, спросила её коллега и подруга Ирина, — а когда ты нас познакомишь со своим?

 — Пора бы, — кивнула Лиза. — Ты все время о нем говоришь.

 — Ну, я не знаю, — растерялась Аля. Она не хотела ни с кем делиться Ваней. Даже с ними.

 — Давай, мы будто нечаянно зайдем?

 — Вечером!

 — Точно, можно и сегодня. Ты как?

 Пришлось согласиться, она не смогла придумать причин для отказа.

 Вечер прошёл плохо. Ваня совсем стушевался – от скромности ли, от смущения – и поддерживал разговор лишь краткими "да" или "нет", а девчонки, то и дело закатывая глаза и красноречиво морща носики, не уставали атаковать его вопросами. Сколько лет? Где работает? Есть ли семья? Кем видит себя через пять лет? Тут Аля не выдержала и буквально вытолкала опешивших от подобного поведения подруг за дверь.

 На следующий день Ирина не преминула её упрекнуть:

 — Ну, Аля, ты даёшь! 

 — Сами виноваты, — огрызнулась она.

 — В чем? В том, что мы – не дуры влюбленные? — Чашка грохнула о стол. — Ты же ничего не знаешь о нем!

 — Ну почему же? — подняла на подругу глаза Аля. — Я знаю все, что нужно.

 — Ты даже фамилии его не знаешь! Ты паспорт видела? А вдруг он женат? Или в разводе, с пятью детьми...

 Она перестала слушать. Зачем? Разве они поймут, что ей плевать на его фамилию, жену, если таковая имеется, возраст, веру и прочее, такое же несущественное и незначительное. 

 Пришла и ушла осень, уводя с собой подруг, унося цветы. Ваня загрустил, заскучал: больше не пел, выстукивая ритм, все чаще задерживался где-то там, на неведомой работе, а вернувшись, пах конфетно-сладкими духами и табачным дымом. Она боялась спрашивать о чем-либо, ведь незнание – это шанс. Вдруг она просто напридумала всякого? Вообразила какую-то ерунду, а теперь мается. Нет, это всё глупости, дурь! Он же любит её.

 — Аля, я... — он замялся. Букет захрустел бумагой. — Вот, это тебе.

 — Спасибо, — улыбнулась она и потянулась вверх, но он отступил назад, к соседской двери, подальше от нее. — Вань?..

 — Извини.

 Новый год пропах мандаринами и хвоей, а в её доме все ещё стояли подаренные Иваном розы. Они не увяли, не облетели, словно время поймало их в ловушку. Аля проплакала два месяца кряду, а потом решила, что зрение ей ещё пригодится. Теперь она горевала внутри – в крохотном углу сердца, где жила её такая мягкая, никому не нужная любовь. 

 Она не искала его, но не могла не вспоминать. Впрочем, нельзя вспоминать то, о чем не забываешь ни на миг. В толпе она искала знакомые глаза – серые, родные. Ругала себя, но продолжала вглядываться в лица.