Далёкий край

Далёкий край

• все ответы скрыты на поверхности •

I. Оплот магии

1

            Потом Ивейн вспоминал, как выехал из Загорной пустоши и несколько ночей кряду не спал, любуясь красотами Седьмой долины. Леса с диковинным разнотравьем, кустарники с ярко-синими ягодками, переливистые песни удивительного цвета птиц заставляли задерживаться, подолгу рассматривать чудеса необъятного Нейлэнда. Он тормозил лошадь около каждого бутона, провожал серым взглядом каждую бабочку. Сон исчез, усталость улетела вместе с тёплыми порывами летнего ветра.

            Но скоро сказочная, запредельная красота Седьмой долины перетекла в величественное убранство Рубинового герцогства. Ивейн, уставший от троп, остановился в таверне «Южное солнце», продал лисьи и кроличьи шкурки, впервые за несколько недель отведал пряную пищу.

            Три дня путник пробыл в таверне, засыпая в тёплых одеялах, с утра отправляясь на причал удить рыбу. Опустив тонкие белые ноги в воду, каждое утро на причале поджидала его Эсагена, градоначальникова дочка, чтобы расспрашивать о дороге. Он рассказывал ей о своих похождениях с такой охотой, что забывал вовремя вытаскивать удочку.

            — ...И потом, —  Ивейн, следя за нежно-зелёными глазами Эсагены, достал плоский самоцвет, — в знак глубокой благодарности за спасение сына госпожа Дейрдре одарила меня сим волшебным турмалином. А нынче, — он прищурился, рассматривая сквозь камень чистое небо, — я оставляю его тебе, милая Эса. Этот турмалин — талисман. Он спасёт от любой беды, стоит лишь... верить.

            Градоначальник скоро узнал о рыцаре, пригрозился натравить собак, запер дочь в башне, но приказал сложить балладу о его подвигах в честь глубокого восхищения. Ивейн, раздосадованный и влюблённый, уехал из Рубинового герцогства в тот же вечер, за неделю до Жатвы.

            И вот, на самый праздник Луга, путник выехал к Изумрудному королевству.

            Дорога из жёлтого кирпича вилась по холмам, убегая к самому горизонту. Лес пел звуками вечерней зори, ожидал дождя, шелестел листвой и переливался медью в лучах заходящего солнца. Ивейн притормозил лошадь, вдохнул сладкий прохладный воздух. Позади оставалась роща, а впереди были пшеничные и вересковые поля, редкие островки маков. На востоке блестела золотыми крышами столица, к северу начинались Забытые земли.

            — Там, в Изумрудных владениях, — вспоминал Ивейн рассказ тавернщика, — правит король Гудван. Отыскать его замок несложно — блестит золотом на всю округу. Поедешь вдоль реки, потом минуешь лес Перелесков, спустишься по холмам. Отыщешь дорогу жёлтых кирпичей. Она и приведёт к Хидданалю.

            — Hid’danal. «Оплот магии».

            К сумеркам путник спустился с холмов. «Завтрашним вечером, — подсчитывал он, пробираясь через заросли можжевельника, — буду около старой крепости, если выеду с рассветом». Серая в яблоках лошадь фыркнула, отвела голову.

            Скоро взошла луна. По поверхности озера, к которому путник вышел, забегала серебристая рябь. Около ивы горели огни. Лошадь застригла ушами, упёрлась, дальше идти не хотела. Юноша прищурился: это были не светлячки, а настоящий живой огонь, выколдованный умелой чародейской рукой. Не мерцал, не колыхался от ветра, а горел словно отблеск драгоценного камня, ровно и мягко.

            «Каких чудес не бывает в мире, — подумал странник, обнажая длинный широкий меч. — Я объехал почти весь свет, а всё удивляюсь. Видел и холодное бездымное пламя, и спокойных духов, и лечебные порошки, дурманящие и совращающие рассудок. Чужие языки становились мне родными, я судил невинных и прощал виновных. При мне на трон всходил князь, убивший родных братьев, и его окрестили Мудрым. Но никогда в суете этих противоречий, — он крепче сжал рукоять, украшенную крестовой гардой, — никогда я не встречал доброго мага».

            Ивейн нырнул в кусты, на приседках обогнул иву, прищурился. Колдовские фонари озаряли берег ровным сиянием, пускали по воде гусенички-блики. Листва шелестела в такт ветру. На сером камне сидела, скрестив ноги, обычная черноволосая девочка. Ивейн помнил мудрую пословицу: не обманывайся в лунном свете, подполз ближе. Вокруг маленькой фигуры не различалось полупрозрачное свечение фантома. Девушка, несомненно, была настоящей. Мысли об оборотнях, вампирах и летавицах исчезли, им на смену пришли догадки о гордом эльфийском народе, о бессмертных ведьмах с топей, что заманывают рыцарей вызывающей внешностью на верную погибель. «Слишком чернява для эльфийки, слишком юна для ведьмы», — снова заклубились смутные мысли.

            Незнакомка тем временем создала напротив себя магическое зеркало, стала расчёсывать длинные блестящие волосы, чёрные с обсидиановым отливом, как ночное небо. Замурлыкала что-то, стала сдувать со лба непослушную чёлку.

            Ивейн наблюдал, не двигаясь, пока чародейка не спрыгнула с камня и не наклонилась над тёмной гладью. Пискнула, набрав обжигающе ледяную воду в ладони, стала умываться. Озеро около старой крепости, Слёзы Увильды, как слышал странник, было волшебным: от одного прикосновения с ним умирала нечистая сила, растворялась, как слизень в соли. Девочка умывалась, старательно мыля розовым цветком вокруг глаз, продолжала спокойное, тихое мурлыканье в перерывах между отплёвыванием. «Значит, чиста душой», — подытожил юноша и пополз назад, к лошади, надрезая мечом ладонь и убирая его в ножны. — «Не бывает правил без исключений».

            Серая в яблоках щипала траву, тихонько ржала, трясла прекрасной белоснежной гривой, доходившей почти до груди. Ивейн вытер ладонь листком орешника, виновато покачал головой, мол, ошибся, оправил седло.

            — Зря доставал меч. Не пролил чужой крови, потому заплатил своей. Объедем это место, Дена, остановимся дальше. Здесь живёт мирная волшебница. Она — очередное «но» в моём списке добродетельного рыцаря.