Дама из преисподней, или Самое замечательное алиби

Бег за спасением

Глава 1.

В тот день мы с коллегой сидели в самом дальнем кабинете редакции нашей газеты, на девятом этаже, и горячо обсуждали сразу все журналистские проблемы. Собственно, ничего необычного в этом не было – так мы поступали каждый день и, хотя времени у нас было мало, а проблем много, мы все же успевали придти к каким-то многозначительным выводам, оправдывающим наш журналистский статус, прежде, чем редактор заставал нас за этим занятием и вопрошал, где же наша совесть. И тогда совесть приводила нас на свои рабочие места и помогала писать срочные материалы для очередного номера нашей замечательной газеты. Но тогда редактор, видимо, еще только готовился совершить свой обход, этот каждодневный подвиг, и нам ничего не мешало общаться друг с другом и спорить до посинения.  И вдруг в самый разгар нашей дискуссии откуда-то сверху, с десятого этажа раздался крик, после которого мы ясно услышали слова, громко сказанные упрямым женским голосом:

  - Она умерла еще месяц назад, но так и не выполнила своего обещания! Представляете?

  Мы не представляли, потому что в словах кричавшей дамы не было никакой логики – если неизвестная нам она  умерла, то как же могла выполнить свое обещание после этого трагического момента? Такого не бывает… Однако эта логическая абракадабра нас заинтересовала, мы поднялись со своих мест и  отправились прямо на крик… Впереди следовала всеми любимая журналистка Нинель, похожая на Алису Фрейндлих, а за ней, уткнувшись носом в пол, сгорбленная и обремененная заботами о семье, детях и о развитии темы искусства в нашей газете,  ковыляла я.  Мы проигнорировали лифт, быстро поднялись  по лестнице и побежали к приемной редактора, потому что шум шел именно оттуда. Мы не ошиблись, ибо когда  появились на пороге приемной, то услышали обращенные к секретарше откровения жены нашего редактора, забежавшей, очевидно, его проведать. Или проверить.

  - И вот каждый вечер я ложусь спать и жду, жду… Словом, каждую ночь я сплю с надеждой… Но ничего, ну, совершенно ничего не происходит!

  Редактор, с любопытством слушающий эти жалобы, долетающие к нему в кабинет через открытую настежь дверь, почему-то смутился и бросил на жену укоризненный взгляд, траектория которого проходила как раз через то место, где я остановилась. Возможно, шеф не понял точно, о чем идет речь. Нинель же быстро врубилась в информацию редакторской половины – в общих чертах, конечно, и спросила ее:

  - Может быть, в самый ответственный момент вы просто спите, а? И не улавливаете посылаемых вам сигналов…

  - Я? Это вы – обо мне?

  Редакторская жена просто захлебнулась от возмущения и не могла больше вымолвить ни слова. Да, Нинель явно не учла, что она – самая чуткая женщина на свете, что ее организм – это тончайший физический прибор, который улавливает на расстоянии мысли, эмоции, желания людей, настроенных на ее волну…

  - Но… Я слышала – вы сказали, что человек умер, - не отставала Нинель.

  - Ну и что?!  Жив, умер – какая разница! Человек ведь все равно существует! Только в другом обличье… В иной ипостаси…

  - В незримой, - подхватила я.

  - Вероятно, - милостиво согласилась редакторская жена. – Но это не дает ей права меня обманывать!

  Мне стало ужасно интересно, о ком она все-таки говорит, и я задала ей этот вопрос.

  - Да о своей подруге! И ты ее прекрасно знаешь! О Музе!

  Секретарша  деликатно отвернулась, потому что подумала, что речь идет о поэтической Музе, ибо редакторская жена писала стихи, которые всем нам, мягко говоря, не очень нравились. Но я-то  знала ее самую настоящую, реальную подругу именно с этим именем. Надо сказать, что и боевую подругу уважаемого шефа я тоже знала хорошо – мы жили в одном дворе и наши окна смотрели друг на друга. И когда я выходила к себе в лоджию развешивать белье, а редакторская жена делала то же самое на своей территории, то мы всегда улыбались и помахивали в знак приветствия нашими наволочками и простынями, пока они взаимно не скрывали нас из поля зрения. А Муза  работала вместе с ней на телевидении и недавно вдруг неожиданно скончалась от страшной болезни.

  - А… в чем же заключается обман? - решила все-таки спросить я.

  - Сейчас! Сейчас я скажу! – вновь закричала редакторская жена. – Только вы должны мне поверить! По-ве-рить!

  - Дорогая, потише, иначе ты тут всех…

  Редактор не договорил.

  - Разбужу? Вот и хорошо! А то у вас тут все какие-то сонные… Идешь по коридору – тишина… Не то что у нас на студии… Так вот! Однажды мы с Музкой, наслушавшись всех этих прикидов про загробную жизнь, а также будучи под-шафе, потому что тогда как раз был день ее рождения, торжественно договорились – кто из нас раньше окажется на том свете, тот обязательно пришлет оттуда весточку оставшейся в живых подруге, что там и как, хорошо или плохо, и чего в той новой жизни не хватает… Понятно я говорю?

  Мы онемели от такой смелой попытки прорыва в загробное царство и потому лишь молча кивнули.

  - Заметьте, тогда Муза еще не болела, иначе наш договор оказался бы безнравственным! Но потом… Она сгорела за несколько недель… А после  похорон я вспомнила о договоре и стала ждать… Но – увы и ах! Пусто!