Dandelion Sunrise

Dandelion Sunrise

Недавно Китнисс мне показала свое тайное место — поляна, усыпанная дюжинами одуванчиков. Никогда прежде она не осмеливалась привести чужака на свою территорию, а тут добровольно отдала часть своей души, всю красоту этого места. Раз охотница провела в лес, где начиналась ее свобода, значит доверяет мне безоговорочно. Для меня многое значит ее доверие.

Мое сердце пропустило удар, а дыхание сперло, стоило шагнуть вперед через заросли. Китнисс, не выпуская моей ладони, смело вела в указанное место. Еще день назад она описывала мне это место, и никак не имел я представления, что она вызовется провести туда на следующий день.

Еще солнце толком не взошло из-за горизонта, а Китнисс, собранная, подняла меня на ноги. Где угрозами, а где поцелуями мы, наконец, отправились в путь, не позабыв прихватить с собой рюкзак, полный всякой еды, в особенности сырные булочки, так полюбившиеся девушкой.

Она в воодушевляющем настроение бежала вприпрыжку, а я плелся позади. И я не смел жаловаться — Китнисс походила на маленькую девочку, и я многое отдал бы, лишь видеть почаще ее улыбку. Когда она обернулась на полпути, то я был в нескольких метрах отдален от нее, и ей приходилось долго ждать, пока доковыляю со своей ногой. Китнисс тогда замедлила свой шаг, чтобы я мог подстроиться.

Пальцами она раскрыла мою ладонь и крепко сжала, при этом не разрывая зрительный контакт. Я был готов к утоплению в серых грозовых глазах. Наверное, мой взгляд выражал нежность и любовь к ней, когда подарив мне улыбку, она потянула в направление тонкой тропинки, где уместился бы только один человек. Все остальное казалось не существенным. Только эта девушка имела значение для меня, остальное отходило на второй план.

Полностью доверившись ее инстинктам охотника, позволял вести себя по петляющим тропам. За весь путь она ни разу не выпустила мою руку, только крепче сжимала, будто со мной может что-нибудь, да произойти.

— За столько лет ты так не научился тихо ходить, — то ли ворчала, то ли буднично произнесла она. Не смог разгадать промелькнувшие нотки в ее голосе.

Что правда, то правда. Позвякивание протеза нарушало лесную тишину, и вечный хруст под стопами ног. Как Китнисс не старалась научить меня передвигаться тихо, у меня ничего не выходило. Поражаюсь, что она терпит все прожитые года практически под одной крышей со мной. Иногда Китнисс оставалась у меня ночевать, но однажды я осмелюсь предложить ей переехать ко мне, навсегда.

— Извини, — это все, что я мог ей ответить.

Улыбка Китнисс, будто говорила, какой я глупый.

— Почему ты мне нравишься? — вопрос Китнисс вел меня в ступор. Что она хотела этим сказать?

— В смысле? — промямлил я, но девушка шире улыбалась. Неужели все настолько очевидно?

— Почему я полюбила именно тебя? — продолжала она. — Ведь вокруг немало парней, которые во многом превосходят тебя. Как ты думаешь, Пит?

Я окончательно раскис, хватило немало усилий, чтобы дать ответ на волнующий вопрос.

— Я… не знаю.

— Потому что ты отличаешься от всех своей внутренней силой. Своей простотой. В тебе есть то, в чем нет у других. Это не только доброта, присущая тебе искренность или самоотверженность.

— А что же?

Мне стало любопытно.

— Твоя светлая любовь ко мне, — просто ответила она.

Я стою пораженный громом. С виду я, наверное, выгляжу не лучшим образом, что Китнисс смеется, прикрыв ладошкой.

— Спустя столько лет ты не утратил это чувство, даже когда любовь была отвергнута, ты продолжал бороться. Что ты нашел во мне? ..

— Все что искал.

Ответ прост. И не было никаких скрытых смыслов.

— Нет, Пит. Да тебе попалась девчонка с нравами, сам знаешь, какой я могу быть, а вывести меня не трудней, чем успокоить после.

— Ты идеальна Китнисс Эвердин, — в тот момент я не хотел слышать о недостатках, которые Китнисс до мелочей раскопает. Я сделал свой выбор, и я его ни за какие гроши не променяю.

Я приблизился к ее лицу, чтобы сорвать один единственный поцелуй, но девушка с озорством дальше потянула вперед, куда намечали прийти.

Может, я повторялся уже не раз, но из меня никудышный охотник, если на то пошло. Трудно не наступать на каждый сучок с моими то ногами. Китнисс искусно скрывала свое недовольство, когда слышался треск под моей стопой. Я честно старался идти бесшумно, только трава предательски шуршала под ногами. Китнисс напротив — ее походка напоминала лисицу, когда девушка переступала с пятки на носок, будто вовсе порхает. Легкость и пружинистость походки придавала изящность охотнице.

Перед глазами открылся обзор на просторную поляну. Не думал, что бескрайний лес все же имеет конец. Поляна сверкала расцветшими одуванчиками на солнце. Лучи его бросали блики на водную гладь, от легкого теплого ветра вода чуть подрагивала у берега. Из горла невольно вырывался вздох, а глаза старались запомнить все до мельчайших деталей, чтобы перенести увиденное на холст. Сильно пожалел, что не прихватил с собой краски или карандаши.

Китнисс, не оглядываясь, подошла к озеру.

Когда опустил я взгляд, то заприметил из травы высокий стебелек, на котором колыхалась белая головка одуванчика. Их тут было много. Я бережно сорвал один и следом подошел к Китнисс. Со спины протянул ей его и получил в ответ ее неуверенную улыбку. Китнисс смущенно опустила глаза, прикусила нижнюю губу, а щеки приобрели пунцово-красный оттенок. Точно рассвет.

— Ты тогда на школьном дворе сорвала одуванчик. Правда или ложь?

Китнисс улыбнулась краешком губ.

— Правда.

Будто решаясь сказать мне или не сказать, шепот Китнисс утонул в тиши:

— Отец показал это место, когда мне исполнилось девять лет.

Она подняла свой взгляд и посмотрела прямо в глаза, будто заглядывая в душу.

— Наше место — это все что осталось от него, частичка меня и моего отца. Так получилось, что за последнее время ты стал для меня дорогим человеком. И мне захотелось показать эту поляну, поделиться чем-то сокровенным с тобой.

— Спасибо. Для меня твое доверие бесценно.

Я губами прикоснулся к темной макушке, но Китнисс этого было не достаточно, поэтому встав на цыпочки, нежно поцеловала в губы.

Красные лучи солнца лизали голубизну неба, что цвет перетекал между желтым и оранжевым.

И Китнисс осторожно начала петь.

Я был заворожен ее заливистым голосом. Настолько чистым он казался, и птицы, сидящие на ветках, вслушивались, как голос постепенно окреп и стал сильным по звучанию. Это была песня не о вздернутом парне, убившего троих. Мотив мне был незнаком, зато убаюкивал волнение в душе. Только одна мысль не давала мне покоя: Китнисс редко поет в присутствие других. Она не только показала свою поляну, но и впервые после войны спела при мне. Она пела для меня: