Дар

Дар

• Ты слышал, говорят, у нас дочка главного лежит?
• Ну, лежит и лежит, - без всякого интереса отозвался я.
• Говорят, красавица, вроде моделью работала, - не унимался Пашка.
• Слушай, Паш, тебе что, заняться нечем? - разозлился я. - Иди вон... да хоть в реанимацию, посмотри как дела у этого, как его, ну, которого вчера прооперировали.
• Иду, - обиженно обронил Пашка.
• Умница, красавица, модель, - шептал я себе под нос. - Да какое, мне, собственно, дело?
• Старков, тебя к главному вызывают, - раздался из динамика голос секретарши.

«Ну, вот и нет никакого дела», - зло думал я, спеша по коридорам на зов «самого».

• А, Вадим Павлович, наслышан, наслышан, - главный отвлекся от созерцания грандиозного вида, открывавшегося из панорамного окна, протянул руку.
• Вы уже, вероятно, осведомлены. - Он выдержал паузу, отвернулся к окну, вздохнул. Видно было, что слова давались ему с трудом. - Дочь больна. Вы блестящий хирург, наш лучший хирург, - он сделал ударение на слове «лучший». - Я хочу, чтобы оперировали вы, - он обернулся, взглянул в глаза.
•  Сделаю все возможное.

Другого ответа он и не ожидал.

Я сразу же направился к ней. Лучшая клиника, лучшая палата, лучший хирург. Она спала. Лысая голова покоилась на подушке. Дыхание тяжелое, прерывистое. Я вздохнул. Смерть уже пометила жертву: иссушила тело, заострила черты. Здесь я бессилен. Я тихонько прикрыл дверь, чтобы не разбудить больную. Взяв у медсестры историю болезни, побрел в ординаторскую.

• Ну, что он хотел? - Пашка отирался в ординаторской, явно поджидая меня.
• Паш, отстань, не до тебя, - устало обронил я.
• Как это отстань?! - возмутился он. - Как будто каждый день главный к себе вызывает.

Я молча протянул историю болезни, не было никакого желания отвечать.

• Лилия Анатольевна Леднева, - вслух прочел он. - Двадцать четыре года. Везет тебе, Вадька, - присвистнул он. - Красивая?
• Не знаю, - нехотя отозвался я.
• Ну, ты даешь?! Ты хоть к ней заходил?
• Заходил.
• Ну?
• Баранки гну, - передразнил я.
• Вадик, ты блестящий хирург, - завел Пашка старую песню. Я уже не слушал. Усмехнулся про себя. Если бы ты только знал, Пашка. Я не был блестящим хирургом. Просто я знал.

Это началось давно, еще до школы. Мама ругалась с соседкой напротив — злобной старушенцией с вечно тявкающей собачонкой.

• Тетя Вера, опять ваша Мотька на наш коврик нагадила. Да сколько можно? - возмущалась мама.
• Моя Мотька? Не может быть, она у меня такая умничка. Правда, Мотенька?

Мама только вздохнула.

• Мама, не переживай, все равно Мотька скоро сдохнет, - успокоил я родительницу, когда она закрыла за собой дверь.
• Вадя, что ты такое говоришь? - устало произнесла она, не обратив никакого внимания на мои слова.

На следующий день Мотьку сбила машина. Мама плотно закрыла дверь в кухню, опустилась на стул, усадив меня напротив.

• Вадя, скажи честно, ты просто так это сказал про Мотьку? - она взяла в руку мою ладонь.
• Нет, мама, - я опустил глаза в пол.
• Ты знал? - настаивала мама.

Я кивнул, из глаз закапали слезы.

• Вадя, никому, ты слышишь, никому не говори про это, ты понял? - Она до хруста сжала мою ладонь.
• Мама, отпусти, мне больно, - заревел я в голос.

Оперировал я только тех, кто сможет выкарабкаться. Остальные доставались моему однокашнику, другу и коллеге Пашке. Ну, или другим врачам. Карьера перла в гору. Вначале я вовремя заболевал, повреждал руку или шел еще на какую-нибудь хитрость. Со временем необходимость в этом отпала. На мои капризы смотрели сквозь пальцы. Лучшему хирургу можно просить многое, почти все, кроме дочки главного.

Я ввалился в свою холостяцкую берлогу за полночь. Скинул ботинки, сунул в микроволновку купленную в супермаркете пиццу, плеснул в пузатый бокал коньяк. Хороший коньяк — единственная слабость, которую я иногда себе позволял. Вытащив тарелку с пиццей, устроился за компьютером. Вбил в поисковую строку: Лилия Леднева. Интернет услужливо выдал тысячи фотографий. Холеное тело, белозубая улыбка. Единственная наследница, красные дорожки, миллионы поклонников по всему миру. Тьфу. Избалованная телка с кучей бабок. Я с отвращением свернул страницу, сделал большой глоток, чтобы перебить отвратительный вкус пиццы.

•  Как наше самочувствие? - нарочито бодрым голосом спросил я, входя в палату Ледневой.
•  Спасибо, хорошо. - Вся моя наносная ненависть раскрошилась о ее ослепительную улыбку и доверчивый взгляд удивительно синих глаз. А я думал, что это линзы. Вот болван.
•  Как прошла ночь?
•  Хорошо.