Дар Божий

Глава 1

Лета 1552, в конце месяца студня по Можайской дороге волочился купеческий обоз. Купцы возвращались после мена из Нарева в Москву. Ехали в приподнятом настроении, радуясь удачно сложившемуся торгу. Среди гостей(1), сопровождавших товар, был Антип Федорович Колыванов - один из самых состоятельных купцов Гостиной сотни. Колыванов вез домой иноземные ткани, англицкую бумагу, медную и оловянную кухонную утварь, кожи из Кордовы. В набитых соломой лыковых коробах лежала драгоценная стеклянная посуда из Вестфалии. Ее удалось выгодно обменять у голландцев на пушнину. По самым скромным подсчетам Антипа Федоровича, товара должно было хватить для продажи до следующей зимы. А ежели имеется товар - будет и достаток. Рядом с возками шли холопы, вооруженные кордом или тесаком. Впрочем, и сами купцы, которых в обозе собралось более десятка, ни днем, ни ночью не расставались с рукавницами и короткими мечами. Для торговых людей дороги во все времена оставались неспокойными. По понятной причине гостям приходилось невольно принимать на себя роль и купцов, и мытарей, и воинов.

В тот зимний день светило солнце, на небе ни облачка, бодро поскрипывал снег под полозьями. Но вопреки хорошей погоде тракт выглядел пустынным. Только однажды, когда перевалило за полдень, мимо обоза вихрем промчалась колымага с кожаным верхом в сопровождении кавалькады всадников.

- Weg! Raus aus dem weg! (1)

Купцам пришлось прижать сани к обочине, но вечно спешащим иноземцам этого показалось мало. Как горох из дырявой торбы, на головы гостей посыпалась отборная ругань на немецком. Колымага и всадники, замедлив ход, впритирку едва разминулись с возками, почти столкнув их с накатанной колеи в сугробы. На мгновение перед глазами гостей ярко вспыхнули, начищенные до блеска, панцири - металл отразил лучи полуденного солнца. Показалась в окошке белокурая женская головка в меховой шапочке. Снежная пыль взметнулась из-под копыт. И колымага с эскортом понеслись дальше на бешеной скорости.

- Куда летят? Шеи свернуть?

На Руси люди издревле никуда не спешили в дороге. Ездили осторожно, зная - тише едешь, дальше будешь. А эти бессовестные? Галопам по европам. С руганью! Гость должен уметь терпеть, иначе товар не сбыть, но иногда бесцеремонность и суета иноземцев переходила все грани допустимого, вызывая в душе русских глухую злость.

- Чтобы вам, нехристям, пусто стало. Чтобы головами навернули! - в сердцах пожелал Антип Федорович. Плюнул вслед кавалькаде, обнаружив, что один из коробов со стеклом выпал из саней в снег. Не приведи Бог, сокровище разбилось! Поставив с холопом короб на прежнее место, Колыванов долго в мыслях честил непонятно куда и зачем спешивших иноземцев.

Едва тронулись, опять пришлось уступать путь. Снова мимо обоза пронесся вооруженный отряд. Стучали по мерзлой колее копыта, бряцала сбруя. Всадники скакали галопом, слившись телами с шеями взмыленных коней. А этих-то куда леший несет?

Близился вечер. Погода начала меняться. Ясное небо на глазах темнело, поднялся сильный ветер и повалил снег. Тяжелые хлопья падали столь густо, что дальше собственного носа не возможно было что-то различить. Привязав коня к одному из своих возков, Колыванов забрался внутрь саней, укутавшись в волчью шубу до самых бровей. Смерд взял кобылу под уздцы, помогая вознице не сбиться с пути. Несмотря на теплый мех, сапоги на овчине, опашень и исподнее, Антип Федорович чувствовал, как лютый холод пробирает до костей. Вгляделся в снежную мглу. Эх, вот бы в такую пору не трястись среди метели, а оказаться в собственных палатах, в теплой горнице или в жарко натопленной мыльне среди клубящегося пара. Чтобы жена, Марфа Семеновна, отходила по голой спине да по чреслам березовым веничком. Пригубить хлебного кваса, пробежаться голышом по рыхлому снегу, а затем вернуться в мыльню, подмять жену под себя, разложив на лавке, чувствуя под руками уютную мякоть ее пышного тела. Хорошо дома!

Но вскоре мысли купца повернули в менее приятное русло. Антип Федорович вспомнил - будущей весной ему стукнет сорок один. Не старость, конечно, но возраст почтенный. Двадцать лет он трудился, не покладая рук. В жизни всего в достатке - красивая супруга, на которую он мог с легким сердцем оставить домашнее хозяйство подчас длительных разъездов; каменные палаты в Китай-городе, коловшие роскошью глаз ни одному боярину; челяди – успевай кормить; новенькие хоромы и две веси в Подмосковье на попечении тиуна. Всего хватало, но детей Бог не дал. Вот и размышлял Антип Федорович, таращась на снежную пелену, о том, кто станет его с Марфой Семеновной смотреть на старости лет? Кто закроет глаза, когда души отлетят к Богу? Кому достанется нажитое после их смерти? Только в молодости богатство застит разум, кажется, нет ничего важнее, кроме него. Но стоит появиться первой седине, и приходит понимание - не в богатстве счастье, в том, кого оставишь после себя. На душе Антипа Федоровича скребли кошки. У брата Василия и товарищей по делу женские половины хором звенели от детских голосов, а в Колывановских палатах тишина. Они с Марфушей еще молодые, говорили друзья, будет потомство. И сразу же советовали обрюхатить какую-нибудь приглянувшуюся молодую холопку из деревенских. Возможно, он прислушался бы к этим словам, если бы меньше любил и уважал Марфу. Но так уж случилось, в жене души не чаял и опасался испортить нежный и доверительный лад, что давно установился меж ними. «Может сиротку взять» - однажды, пару лет назад, когда Антип Федорович находился в благостном расположении духа, предложила Марфа Семеновна, доведенная до отчаянья одиночеством. Он тогда наотрез отказался. Зачем в доме чужое семя? Кто знает, что вырастет? Другое дело – племянники. Их имелось в избытке, но Антип Федорович пока не горел желанием завещать имущество. Вдруг удастся родить свое дитя? Он готов был смириться с рождением дочки, если не суждено иметь сыновей. Неважно кто, лишь бы своя кровиночка. Но время летело, Марфа старела, надежда таяла, как снег по весну, пока совсем не исчезла.