Дарующий Жизнь

Глава 1.

В разгаре был один из тех летних вечеров конца августа, которые не утратили еще присущего лету очарования, но в чьей сумеречной холодности уже ощущалось приближение осени. Глеб, студент третьекурсник, сидел у окна в купе скорого поезда. Через несколько минут стальной трудяга должен был унести его в город К***, а там, он знал, его уже заждались товарищи, институт, учеба… Кончились каникулы, прощай, лето!

Сидя у окна, он с интересом наблюдал, как на перроне суетился, кричал, куда-то бежал разношерстный люд. Ему занятно было по виду людей угадывать, кто из них провожал, кто уезжал, а кто, наоборот, только что прибыл из неведомого далека. Занятие это развлекало его в некоторой степени, но, тем не менее, в душе властвовала грусть. Ему жаль было прошедшего лета, которое хоть и не выделялось ничем особенным из ряда предыдущих, но казалось и не хуже других. Еще пару минут, совсем немного, и поезд унесет его отсюда, а лето останется, дополнив собой страну воспоминаний. Но одной ногой оно все еще оставалось с ним, еще воздействовало на чувства прямо и непосредственно,  заслоняя от забот, что ждали его в К***. И, конечно же, грустно было еще и от того, что снова пришлось оставить дома одну старенькую мать, единственного на всем белом свете родного ему человека.

Мать Глеба не провожала – так у них было заведено, прощаться дома. На этом настоял сам Глеб, потому что не мог выносить вида плачущей матери. Ее слезы жгли ему душу и, глядя на них, он просто не в состоянии был уехать. Но и дома Глеб хитрил, вел себя так, будто ему только что, невзначай, пришла мысль пойти прогуляться, что он только выйдет пройтись на часок и скоро вернется обратно. Он вскакивал, хватал вещи, приготовленные заранее и оставленные в уголке у двери, наспех чмокал мать в щеку  и мчался на вокзал, зная, что она стоит у окна и машет ему в след рукой. Он никогда не оглядывался. Так было и в этот раз.

До отправления оставалось всего две минуты, а в купе кроме него находился еще лишь один пассажир. Это был молодой мужчина, достаточно странный, как показалось Глебу. Мужчина занял свое место раньше, и когда Глеб вошел в купе, он уже спал, привалившись спиной к стене и надвинув на глаза козырек белой полотняной кепки. Кепка казалась слишком маленькой и непонятно как держалась на его голове, из которой во все стороны торчали непокорные рыжие кудри. Бросились в глаза плотная, мощная фигура с короткой бычьей шеей и вдавленный в грудь солидный  квадрат подбородка. Тяжелые сильные его руки были спокойно сложены на груди. Никаких его вещей в купе заметно не было, быть может, он убрал их под полку, по одежде тоже нельзя было предположить ничего о роде его занятий, а дурацкая кепка просто сбивала с толку. Мужчина ни разу не пошевелился, ни вздохнул, ни охнул, порой казалось, что он неживой вовсе, вроде манекена, так, дополнение к интерьеру.  И вскоре Глеб привык к его присутствию, как привыкают к наличию в комнате шкафа, но изредка все же продолжал бросать на попутчика тревожные взгляды.

Наконец, где-то впереди тяжело и протяжно вздохнул тепловоз. Поезд дернулся раз, другой и словно в нерешительности стронулся с места.  Обретая уверенность в себе по мере движения, продираясь сквозь железную паутину выходящих стрелок, он начал набирать скорость. Колеса завели свой нехитрый мотивчик.

Впереди Глеба ждала ночь пути, и он уже было решил, что провести ее ему придется в обществе рыжего в кепке попутчика, как клацнула защелкой и откатилась в сторону дверь. Глеб отвлекся от стремительного бега пейзажа за окном и оглянулся. 

На пороге стояла девушка.

Одного взгляда Глебу было достаточно, чтобы увидеть, понять и почувствовать, как она хороша. И почему-то вдруг сразу тоскливо заныло его сердце. Отчего? Почему? Он не знал ответа.

– Здравствуйте! – сказала девушка. И, окинув взглядом купе, сообщила: – Кажется, здесь мое место.

– Пожалуйста, пожалуйста! – всколыхнулся Глеб. – Позвольте, я вам помогу.

Девушка улыбнулась в ответ, что означало, что она согласна принять его помощь.

Глеб вскочил, зная, что навсегда запомнит этот лучистый взгляд и этот бархатный голос. Торопливо и несколько неловко он выбрался из-за стола, взял большой кожаный чемодан  и, запрокинув голову, стал примеряться, выискивая для него место на третьей полке, но девушка его остановила.

– Нет, нет, – сказала она. – Положите его, пожалуйста, вниз, под полку.

Глеб с готовностью поднял крышку дивана и убрал туда чемодан. Кожаное тело кофра заняло все свободное пространство, отведенное для багажа.

– Как вы с ним управляетесь? – полюбопытствовал Глеб.

– С трудом, - вздохнув, ответила девушка. – Спасибо вам.

Ее слова, словно капли, сорвавшиеся со свода чудесной пещеры, раздробились на тысячи осколков и отозвались в душе Глеба звоном тысячи колокольчиков. Его лицо полыхнуло жаром, он смущенно хмыкнул, зачем-то потер руки и вернулся на свое место у окна.

Девушка поставила на полку в угол цветной пакет, доверху набитый грушами и какими-то свертками, и присела к окну. Положила руки с сомкнутыми пальцами на стол.

– Едем…  – сказала только для себя самой она.

Лицо девушки поразило Глеба своим печальным выражением и грустью, которой были полны ее глаза. Грусть, казалось, таилась в каждой черточке ее лица – в изгибе тонких бровей, в намеке опущенных уголков чуть полных губ, в резком контрасте между белизной кожи лица и угольным блеском обрамлявших его волос. Но печаль совсем не портила ее лица, а лишь добавляла ему какую-то странную трагическую прелесть. И, все-таки, печаль не была главным качеством ее облика. Глеб показалось, он сразу почувствовал,  что следом за девушкой в купе вошла тайна. Они были неразлучны, девушка и тайна, которая  укутывала ее своим дымчатым покрывалом, скрывая от чужих любопытствующих взглядов, вырастая стеной между ней и остальным внешним миром. Стена казалась непрочной, стеклянной, тайна манила кажущейся простотой отгадки, но ошибочное представление быстро опрокидывалось и рассеивалось, ибо первая же попытка преодолеть препятствия заканчивалась убедительной неудачей. Глебу почему-то казалось, что он-то, он имеет полное право эту тайну разгадывать. Более того, он считал это своим долгом. Почему? Кто уверил его в том, что он имеет право, что должен, просто обязан разгадать загадку этой, впервые встреченной им и совершенно незнакомой ему девушки? Для него это был не вопрос. Он просто знал, что вот с этого момента – он должен.