Дары на похороны в деревне

Дары на похороны в деревне

Мать умерла не так давно, нужно было ее схоронить. Весь этот процесс был не на мне и хорошо. При жизни с ней у нас были черствые отношения. Я бы не соврал, сказав, что не любил ее. Но что-то мне в голову взбрело поблагодарить все-таки ее за то, что родила меня.

Я направился в деревню, в которой вырос и в котрой мать была до конца своих дней. Не то, чтобы сильно хотелось видеть ее бездыханное тело, но пришлось ради какой-то моральной правильности, с которой лично я знаком не был.

После я стал ходить по тропинкам, по которым бегал еще ребенком, и стучаться в каждую дверь. Погода в тот день была снисходительна: ветер играл с ветвями берез, на небе не было ни облочка, а день переходил в вечернюю гущу со звездами. Высокая трава была не выкошена по бокам дороги, поэтому приходилось переступать через нее. Так я чуть ступил в мелкую канавку, в которой валялась дохлая крыса. Я невольно вспомнил о матери.

Постучал в первую дверь, мне не открыли. Дом, больше напоминавший разваливающуюся лачугу, видимо, был заброшен — разбитые стекла тому доказательство.

Постучал в дом напротив, в этот раз повезло:

— Здрасьте-здрасьте, — встретил меня с порога худощавый старик; на нем была дырявая рубашка, крест на цепи и черные брюки с расстегнутой ширинкой.

— Здравствуйте. Может прозвучать странно, но вы, возможно, знали мою матушку, Алену Игоревну. Так вот померла она. Ей-богу, померла! Не знаю, что и делать, куда податься! Всего меня колотит, спокойно жить не дает мне это. Как любил ее, как любил, — я пытался давить на жалость, выдавливал слезы. — И схоронить бы надо да денег нет. Может, сможете дар какой ей подать — я передам на могилку ее. Прошу вас сердцем всем своим.

Он всем обмяк от такого, и сердце его, видно, завопило. Купился на эти сопли и дал пару фруктов, какие уродились в этом году. А когда провожал меня и добрые слова говорил, зажег фонарь — дело уже шло к ночи и темнело на глазах.

Так я обошел пару домов в округе. Никто мне не отказывал. На мое удивление, кто-то меня даже узнал, а я их — нет. Мне было все равно. И жизнь у меня была уже совсем не та, что раньше, когда жил здесь. В городе полным полно других забот. И люди там злее. Такими речами их на слезы не пробьешь, а здесь получается.

Кто-то давал выращенные продукты, кто-то бутылку водки предлагал, кто-то обещал козленка молодого, но я отказывался, потому что это бы больше походило на сатанистский обряд с жертвоприношением. Да и к тому же, если смотреть на мир моими глазами — без этой легенды о хорошем сыночке, — этого козла толком продать будет некому.

Уже ночью я решил остановиться — нет, это была не совесть, просто набранного было уже достаточно. Последнюю дверь открыла молодая девушка моего возраста. Меня подкупила ее миловидная внешность, и я не стал прогонять ей ту легенду. Собирался уже уходить, как вдруг она остановила меня. Девушка протянула мне фонарь, и я не мог отказаться — это было слишком уместно, так как в темноте я бы точно набрел на еще одну канаву. Мне было приятно брать из ее нежных рук этот подарок.

Еще она спросила:

— Вам, должно быть, тяжело нести все это. Может, я могла бы помочь?

Ее голос ласкал мне слух, и я вдруг вспомнил, что тащу все эти «дары». Мне захотелось отблагодарить ее за любезность. Я отдал ей все, что успел набрать за этот вечер, сказав только:

— Это не важно, ты можешь взять это.

Она взглянула мне прямо в глаза, словно спрашивая, уверен ли я. Я попятился в сторону, прячась от ее взгляда, и повернулся в противоположную сторону. Уже собирался идти, как она положила «дары» в сухую траву, а сама подошла ко мне, зажгла фонарь, и ушла.

Я был благодарен за все. Это было чудесное мгновение, но, в сущности, бессмысленное, потому что в итоге мне, будучи в смятении и смущении, пришлось отдать эту еду, которую я хотел свински сожрать. Наплевав на все.

Пока я шел домой, хоронили мать.