Этот солнечный осенний день начинался точно так же, как десятки и сотни других дней до этого, и ничто не предвещало беды. Леон дю Валлон де Брасье де Пьерфон после нескольких дней пути был несказанно рад увидеть вдалеке массивные башни родового замка графа де Ла Фер, унаследованного Раулем от его отца Атоса. Несколько лет назад Рауль женился на Анжелике, сестре Леона, и с тех пор она упорно зазывала брата в гости. Леон относился к ней с нежностью, удивлявшей его самого, да и против Рауля ничего не имел, но в их обществе он чувствовал себя лишним, в нём просыпалась непонятная неловкость, да и у него самого имелось много дел, так что он оттягивал момент визита всеми возможными способами.
И всё же настал день, когда Леону пришлось оседлать свою вороную кобылицу – все его лошади были женского пола и почти все вороные – и отправиться в замок графа и графини де Ла Фер. Эжени, его супруга, поехать не могла, да и не особо стремилась – её отношения с детьми мушкетёров оставались прохладными, несмотря на некогда пережитые совместные приключения. Не могла она отправиться с мужем и из-за их дочери Коры. Та накануне простудилась, прогулявшись в чересчур лёгком наряде под первым осенним дождём, и теперь была вынуждена сидеть дома, шмыгая носом и периодически громко кашляя. Кора, по полному имени Корантина, тоненькая девочка с тёмными волосами и голубыми глазами, унаследовала улыбку отца, но черты лица у неё были материнские, грустила она точь-в-точь как Эжени, и сейчас, с печальным видом глядя в окно, выглядела самой несчастной девочкой на свете.
– Я непременно привезу тебе гостинцы, – пообещал Леон, целуя дочь в лоб перед отъездом. Та лишь страдальчески вздохнула: вид у неё был такой, словно она больна не лёгкой простудой, которая пройдёт через неделю, не оставив и следа, а какой-то страшной и неизлечимой болезнью.
– Постарайся не промокнуть, если пойдёт дождь, а то и тебя придётся лечить, – Эжени оторвалась от приготовления целебного отвара для Коры и вышла к мужу.
– Ничего, зараза к заразе не пристаёт, – отшутился он, наклонившись, чтобы поцеловать жену в губы, но та чуть отвернулась, и поцелуй лишь мазнул по её щеке.
– Ладно, давай поезжай, а то мы так полдня можем прощаться...
Леон и спустя несколько дней с улыбкой вспоминал эту сцену, уже перейдя с рыси на шаг и неспешно подъезжая к замку графа. По краям дороги тянулись бескрайние поля, лишь изредка перемежавшиеся небольшими лесочками. Листья на деревьях только-только начали желтеть и краснеть, над головой время от времени с протяжными криками проносились птицы, ветер дул слабо, приятно освежая тело. Кобыла пофыркивала, прядала ушами и помахивала хвостом. Леон даже позволил себе ненадолго зажмуриться и запрокинуть голову, подставляя лицо последним тёплым лучам солнца, но тут лошадь издала негромкое ржание, и он вновь открыл глаза.
Они были уже возле самого замка. У ворот стоял мальчишка лет семи, кудрявый и черноволосый, с большими чёрными глазами и бледной, едва тронутой загаром кожей. На всадника он уставился с любопытством, но без малейшего страха.
– Вы едете в замок, да? Вы брат госпожи?
– Он самый, – Леон не стал заранее предупреждать Анжелику о своём визите, чтобы не отрывать её от дел и не вызывать ненужные хлопоты. – Она в замке?
– Ага, и целый день места себе не находит, точно чуяла, что вы приедете, – мальчишка, похоже, был в курсе всех происходящих в замке и его окрестностях событий. – Хорошая лошадь, – он бесстрашно потрепал кобылу по бархатистому носу, и та отозвалась тихим ржанием.
– А ты, я гляжу, не боишься лошадей, – одобрительно заметил Леон.
– А чего их бояться? – в голосе мальчика прозвучало возмущение. – Я всё знаю о лошадях!
– Так уж и всё! – усмехнулся бывший капитан. Мальчик хотел что-то добавить, но тут со стороны замка донёсся зычный крик «Жеан!», и он стремглав помчался прочь, стуча деревянными башмаками по земле. Почти сразу же после этого двери замка распахнулись, возле них произошла какая-то короткая суета, и с крыльца к Леону метнулась Анжелика, такая же круглолицая, ясноглазая и весёлая, как и всегда. Надо признать, что расшитое домашнее платье шло ей куда больше, чем монашеская ряса. Леон едва успел спешиться, когда сестра подлетела и принялась душить его в объятиях.
– Леон, братец! Всё-таки приехал! Надо же... а мы и не ждали! Ты ведь не прислал письма, никакой весточки!
– Я не хотел, чтобы ты хлопотала из-за меня, – Леон осторожно высвободился из её рук. – Я и приехал-то ненадолго, всего на пару деньков, мне скоро нужно назад, домой...
– И слышать ничего не хочу! – Анжелика схватила его за руку и решительно поволокла по дорожке к замку. – Мы так давно не виделись! Постой, я посчитаю, сколько...
– Три месяца. Если быть точным, три месяца и двенадцать дней.
– Вот! А ты говоришь, «всего на пару деньков»!
Внутри было уютно и тихо – стояла особенная осенняя тишина, не нарушаемая ни завыванием ветра в коридорах, ни перекликами птиц за окном, ни разговорами людей, и казалось, что весь замок погружен в зачарованный сон, как в сказке о спящей принцессе. Даже вечно неугомонные дети притихли, и их топот не отдавался громким эхом среди окутавшей замок тишины. Худенький Оливье, чьи тёмные, спадавшие на лоб пряди и вечно задумчивое выражение лица придавали ему сходство с дедушкой, в честь которого он и был назван, и светловолосая хохотушка Франсуаза, и внешностью, и нравом пошедшая в мать, вынырнули из одной из комнат, где они увлечённо рассматривали какую-то книгу, чтобы поздороваться с дядей.