Демон

Демон

Меня зовут Виталик. Я живу в деревне Верховье в Ленинградской области. До ближайшего посёлка Подборовье семь километров по хорошей дороге, а до железнодорожной станции Заборье семь с половиной. Деревня наша небольшая, около сорока домов. Всего человек шестьдесят наберётся вместе с председателем. У нас есть школа и два учителя. Один Михаил Иванович наш преподаватель истории, литературы и русского языка, а другая учительница его жена Злата Константиновна преподаёт математику и геометрию.

Михаила Ивановича мы, дети, все очень любим, а вот его супругу не очень. Строга больно! Михаил Иванович всегда нам, детям, что- нибудь из посёлка привозит: краски для рисования, мелки, цветную бумагу, карандаши, пластилин и всё такое, что нельзя  купить в нашем местном маленьком магазинчике. В нём только хлеб и водка продаются.

У меня с Михаилом Ивановичем особая любовь. Боженька им не дал детей, так он ко мне привязался. Мне как стукнуло семь годков, мать меня в школу отдала грамоте учиться. Вот там мы и сошлись уже в самой что ни есть, настоящей мужской дружбе.

На его уроках я сидел, открывши рот, и слушал прилежно, а на уроках Златы Константиновны так себе. Вертелся постоянно и ворон считал, как она всегда моей маме говорила.

Как- то раз Михаил Иванович после уроков подозвал меня к себе и говорит: «Виталик, вот, смотри, чего я тебе дам,- и протягивает мне коробочку с разноцветными красками в маленьких таких крошечных тюбиках,- это краски и не простые, а пасхальные. Скоро пасха, вот, ты, их возьми и яйца разукрась. Все потеха будет тебе и матери твоей отрада».

Мои глазки засветились! А как же! Такие краски и только мне. Отца у меня нет, погиб на лесоповале давно уж, я совсем маленький был, поэтому такое внимание со стороны учителя мне льстило.

До пасхи было ещё далече, а попробовать в деле эти краски очень хотелось, аж руки чесались.

Наш дом стоял рядом с домом бабки Анфисы. Её сарай аккурат прилегал к нашему невысокому забору. У неё в сарае кур было тьма и все несушки. Бабка Анфиса эти яйца потом отвозила в посёлок Подборовье и там продавала, а у нас кур не было в хозяйстве, одна только коза Нюрка. На чём же мне краску пробовать? Я терпел, терпел и не вытерпел буквально дня три до праздника.

Поздно вечером у меня, в моей голове, созрел план: залезть в сарай к бабке Анфисе, благо куры её меня знают, не раз к ней лазал и яйца таскал по одному, полошиться не будут и на яйцах этих что- нибудь нарисовать. Куры у бабки Анфисы беленькие и яйца несут беленькие! Красота будет на них свои рисуночки оставить. Я подумал, подумал: «Ведь я их не возьму с собой, а курам оставлю, как было. Значит это не воровство. Бабка Анфиса утром встанет и уже расписные яйца повезёт в посёлок продавать. И ей хорошо, что яйца целы и мне отрада, нарисуюсь вдоволь!»

Взял я фонарик, вечером ещё темно  было в апреле, краски и кисточку тоже не забыл. Потихоньку, когда мать уснула, часиков в одиннадцать вечера, вылез из кровати, натянул штаны, сапоги, куртку, прихватил заранее приготовленный рюкзак с фонариком и красками и тихонько, стараясь не шуметь, вышел из дома. Перемахнув забор, благо он был у нас общим с бабкой Анфисой, я пролез в её сарай со стороны нашего дома. Я ещё в прошлое лето лаз прорыл и мхом, ветками закидал, чтобы не было видно. Как он мне нужен, так я все убираю, залезаю внутрь сарая, делаю своё дело, а потом наружу и лаз ветками и мхом обратно закидываю. Вот и в этот раз я пролез. Включил фонарик, потому как в сарае темно, хоть глаз выколи, увидел кур на насестах. Они спросонья сначала закудахтали, затрепетали, затем увидев меня, своего, глазки все позакрывали и дальше спать. А мне того и нужно. Я подлез под одну несушку, рукой нащупал яйцо, вытащил нежно, аккуратно и, закусив от удовольствия язык, стал рисовать на белой скорлупе яйца свои загогулины.  И так каждое яйцо, ни одно не пропустил. Управился я только после полуночи. Устал страшно! Вернулся домой и благополучно лег в кровать и заснул богатырским сном.

Наутро меня разбудил крик и ор. Кричала и причитала бабка Анфиса.

- Ах, шельмец! Ах, пострел! Ах, Демон, такой!- кричала во всё горло бабка Анфиса,- вы, посмотрите, что этот негодник  натворил?! – обращалась она к соседям, которые повыскакивали спозаранку из своих домов на её крик,- кто же такие яйца теперь купит у меня?- и со слезами на глазах, больше играя на публику, запричитала,- по миру меня пустил, Демон, проклятый.

Соседи стояли возле забора и качали все головой, как китайский рикша, что стоит у Михаила Ивановича на столе. Я видел такую фигурку, и она мне очень забавной показалась. Я накрылся с головой одеялом.

- Маруся, посмотри, что твой пацан наделал!- снова закричала бабка Анфиса.

Маруся это моя мама.

Слышу, калитка скрипнула, значит, моя мама вышла на улицу со двора.

- Вот,- бабка Анфиса раскрыла свой передник и показала моей матери яйца, кучкой лежавшие и блестевшие на солнышке от нарисованных мной загогулен.

Я тем временем залез на чердак нашего дома и оттуда, в слуховое окно наблюдал всю эту сцену свысока.

- Ну, что, вы, всполошились?- спросила моя мама, бабку Анфису,- всё не так уж плохо. Яйца как яйца. Продадите, вы, их и всё будет в порядке.

- Уйми своего, пацана, Маруся, а то я жалобу накатаю нашему председателю,- угрожающе сказала бабка Анфиса.

- Что, вы, к нему прицепились? Может не он это,- встала на защиту меня моя мать.

- А кто же по- твоему?- не унималась та,- и яйца постоянно пропадают. Таскает по одному из моего сарая,- продолжила меня обвинять бабка Анфиса.

- Вы, на Виталика не наговаривайте, Анфиса Пантелеевна,- холодно сказала моя мама,- мой сын озорник, конечно, но не вор,- и, развернувшись, зашла к нам в дом, громко хлопнув дверью.

На этом инцидент был закончен. Бабка Анфиса ещё поголосила немного. Соседи, видя, что всё интересное прошло, стали расходиться, а бабке Анфисе ничего больше не оставалось делать, как собрать из курятника все яйца в корзину и с первой машиной поехать на рынок, в посёлок, продавать их. Слышал я, что яйца она все- таки все продала. На ура пошли, ведь пасха на носу, праздник.