Демон должен умереть

Глава 1

Когда вселяешься в человека, самое трудное — это преодолеть начальное сопротивление.

— Э, парни! Вы куда?! Тут занято! — орет его защитный механизм на моих пси-агентов.

— С дороги ушел, дедуля, — огрызаются пси. — Теперь это наша тушка.

Механизм пытается заблокировать вход, но делает это, ясен пень, механически. Без выдумки. Он же механизм. Отчего первая же волна сносит оборону практически мгновенно.

В этот момент человек замирает, не понимая, что происходит у него в голове.

А в голове у него происходит революция. Агенты разбегаются по его сознанию, занимая почту, телефон и телеграф. То бишь, уровень информации, уровень анализа и уровень принятия решений.

Его мысли носятся в беспорядке туда-сюда, мешаясь под ногами. Агентам приходится их расталкивать, тормозить или аннигилировать. Голова у человека постепенно становится пустой, как барабан.

Тогда за первой волной приходит вторая, а там и третья. Вторая на всякий случай блокирует подсознание, чтобы оттуда, не дай бог, чего не вылезло. А третья берет под контроль двигательные функции.

Всё. Захват произведен. Теперь это мое тело.

Предыдущий хозяин загнан в черную дыру между рассудком и свалкой ненужных воспоминаний и сидит там, как в зиндане, окруженный со всех сторон охранными импульсами. Он может еще пригодиться. Точнее, его память.

Я оглядываюсь.

Шевелю пальцами, привыкая к новому носителю.

Мое прошлое тело валяется тут же, в грязной луже у стены тоннеля. Оно жирное, неповоротливое и одышливое. Я по нему скучать не буду. Новое, хоть и выглядит старше, зато жилистое и мускулистое. Самое то для беготни от Хранителей.

Я прислушиваюсь.

Гремит над головой автотрасса.

Где-то рядом гудит трансформаторная будка.

Зудят насекомые.

Впереди шелестят по гравию шины подъезжающего автомобиля.

Свет фар мажет по заплесневелым стенам. Свет фар и красно-синие отблески полицейской «люстры».

— Гребаные фараоны, — бормочу я вслух. Голос у меня теперь старческий, пропитой и надтреснутый.

Путь вперед перекрыт.

Путь назад тоже. Хранителей пока не видно, но они рядом.

Два темных силуэта появляются в светлом полукруге выхода из тоннеля.

Один из копов направляет на меня луч фонаря.

— Эй, бомжара! — кричит он. — Стой на месте!

Это он мне? Это я бомжара?

Только сейчас замечаю, что одет в грязные, рваные, вонючие тряпки. Так низко я еще не опускался.

Полицаи подходят ближе. Они стандартные. Как в сериалах и анекдотах. Один крепкий, другой тощий. Один опытный, другой молодой.

Молодой презрительно корчит морду и зажимает нос. Крепкий жует пончик и радушно улыбается.

— Привет труженикам свалки и помойки. Давно здесь ошиваешься? Толстый мужик не пробегал?

— А?! — включаю я дурака. — Чего?

— Лысого жирдяя, говорю, не видел? Он должен был сюда свернуть.

— Ну, так это... Того самого...

— Ясно. Уже зенки залил.

— Инспектор, — зовет молодой. Луч его фонаря освещает лежащее у стены мое бывшее тело. Сверкают золотистые искры на дорогом костюме. — Кажется, наш пациент.

Старший коп склоняется над толстяком и переворачивает его на спину. Вглядывается в испачканную рожу с пятью подбородками.

— Это он, — прикладывает два пальца к шее. — Живой. Но в отключке, — смотрит на меня. — Ты его зачем вырубил? Ограбить хотел?

Я делано отшатываюсь, взмахивая руками.

— Да вы что, начальники! Да ни в жисть. Этот бежал, бежал. А потом упал. Споткнулся, наверное.

— Споткнулся, говоришь, — бормочет старший, оглядываясь по сторонам.

— Споткнулся. И головушкой приложился. Теперь лежит. Граждане полицейские, ему, наверное, в больничку поскорее надо.

Старший достает рацию.

— Первый, прием. Мы нашли его. Пятый квадрат. Технический тоннель под трассой.

Треск помех. Тихий безжизненный голос:

— Что говорит?

— Ничего не говорит. Он без сознания.

— Рядом есть кто-нибудь?

— Кроме старика-бомжа, никого.

— Задержите бомжа. Скоро будем.

— А что с толстяком делать?

— Ничего. Отбой связи.

Старший вырубил рацию.

— Слышал, дедуля? Ты им зачем-то понадобился. Присаживайся. Будь как дома.

Он хохотнул.

Хранители рядом. Скоро будут здесь.

Думай, парень, думай.

У бомжары пропитые дряблые мозги. Это влияет на скорость обработки информации.

Я ныряю в черную дыру между рассудком и свалкой воспоминаний, лезу к нему в зиндан. Он в ужасе вжимается в стену из серого вещества и капилляров, лупая глазами.

— Жить хочешь? — спрашиваю я и делаю зверское лицо.

Бомж мелко и часто кивает, словно болванчик.

— Тогда слушай внимательно.

Я несколько раз повторяю ему свой план, делая упор на ключевых моментах, чтобы он запомнил хотя бы их.

— Слышь, бомж, — зовет меня старший коп. Приходится выныривать на поверхность. — Может ты знаешь, кто это такие?

— Хто?

— Эти трое, которые сейчас сюда заявятся. Морды у них странные. Мне от их морд как-то не по себе становится. Зачем ты им понадобился?

— Мне не по себе стало сегодня утром, когда перед ними начальник управления во фрунт вытянулся, — говорит молодой. — Первый раз такое видел. Мне показалось он их боится.

— Да, и это тоже... Ну так, что, — старший внимательно смотрит мне в глаза. — Знаешь, о ком речь?

Я делаю тупое лицо.

— Чё?

— Да откуда он знает, — машет рукой молодой коп. — Бомж и бомж. Нам-то что, инспектор? Мы свое дело сделали. Толстяка поймали. Сдадим его троице и свалим поскорее.

— Не-е, — тянет старший и подходит ко мне ближе. — Он точно что-то знает. По глазам вижу. Кто они, бомжара? Какое отношение имеют к клану Белл? Зачем ты им?

Я старательно хлопаю старческими веками.

— Чего?

— Ясно, — старший коп отворачивается, и именно в этот момент я будто случайно задеваю пальцем его руку.