Демон её души

Разломленный алтарь. 1

Наш мир сгорает в пламени войны.

Словно боги ополчились на нас, одновременно с войной бушует болезнь, а голод и нужда толкают даже самые чистые души на самые подлые поступки.

Неважно, как они себя оправдывают. Тем, что обрекая одного человека на смерть, спасут десятерых, или тем, что так прокормят свою семью... Всё перестаёт иметь значение, когда тот человек, которого они выбрали продать ради денег, это ты сама.

— Пустите! — кричу я, и вопль дерёт горло, а следующий вздох наполняет лёгкие дымом. Я кашляю, захлёбываясь гарью и зловонием кремационных костров, разожжённых тут и там. Наёмники в латах крепко держат мои предплечья, до боли. — Я ни в чём не виновата!

— Это ты слепому расскажешь, — мерзко смеётся один наёмник.

— Или докажешь, — гнусно усмехается другой.

Война толкает на жестокие поступки не только простых людей, но и служителей Неба. Пытаясь вернуть расположение божеств, задобрить их и остановить бушующее пламя, охватившее весь наш мир, они начали приносить жертвы на священных алтарях. Душа за душой, реки крови и молебные крики — но боги оставили их без ответа, Небо не пролило ни слезинки сострадания и благословения.

И тогда служители храмов обратились к Царству теней. Подземный мир проклятых духов и демонов. Не получив благодати, они хотели получить хотя бы каплю смертельной мощи, чтобы наши воины завершили войну победой.

Я всё это знаю, потому что видела своими глазами. Я — бывшая служительница одного из храмов Неба, того самого храма, который был сожжён месяц назад вражескими огневиками. Горюя и скорбя по погибшим сёстрам, я всё равно испытала постыдное облегчение от того, что больше не буду свидетельницей этих жестоких ритуалов. Я никогда в них не участвовала, но мне было больно от знания, что где-то в стенах моего родного храма убивают несчастных людей.

В тот день я впервые за много лет попала в город, но не имела ни гроша в кармане, ни крыши над головой. Спустя два дня скитаний приткнулась к группе обездоленных, так же, как я, пострадавших от огня.

Мы занимали один небольшой заброшенный сарай на отшибе города. Разделяли общие трапезы, общались о прошлом, вместе молились. Они плакали мне в плечо, исповедовались и доверяли секреты. Я поддерживала их как могла, лечила тем, что можно было найти... Мы тепло здоровались после работ, весело и шумно играли в догонялки с малышами, а милые близняшки-сироты привыкли каждый вечер сочинять со мной сказки и небылицы, чтобы поскорее уснуть. Мне казалось, что у меня появился второй дом — маленький, ветхий, но всё-таки тёплый.

Но они меня продали...

— Вы ошиблись, — шепчу я сорванным голосом, глотая слёзы. — Я служительница храма...

— Ага, — отвечает наёмник слева, — я в такие храмы часто хожу!

Они хохочут. Чувствуя себя совершенно бессильной, я иду по разбитой мостовой и ощущаю взгляды сквозь окна и щёлочки дверей. Вокруг много людей, они всё видят и слышат, но никто не поможет. Никто. Безнадёжное отчаяние заменяется опустошающим смирением, вышколенным и вырезанным в моём характере. Служительница Неба должна отказываться от всех своих желаний и покорно следовать пути, выстиланном перед ней рукою бога.

Я могу лишь молиться. Взываю к богам, и каждый камень под ногой ощущается раскалённым углём. Впереди меня ждёт смерть, как сотни других смертей на священных алтарях.

Это моё наказание за то, что ничего не делала, чтобы предотвратить их? Я не нашла в себе смелости ни спасти людей, приносимых в жертву, ни отречься от своего пути служительницы. Надела маску послушания, утаивая сомнения в сердце. Лжи и трусости нет места под Небом.

Если за этот грех я буду наказана, пусть будет так. Положу голову на плаху и до последнего вздоха буду молить о прощении.

Быть может, Небо примет мою душу, увидев долгие годы честного служения в храме...

Слёзы высыхают, когда впереди показывается храм. Я поднимаю голову, и сияние белого камня, из которого вырезаны колонны, арки и шпили, вопреки всему успокаивает моё дрожащее сердце. Боги всегда знают, что делают.

Чем ближе мы подходим, тем ровнее становится дорога. Центральный храм Небес всегда защищается лучше остальных, поэтому его лучистое свечение, тонкие рельефы и блеск витражей как будто совсем не заметили войны.

Грубые пальцы наёмников сильнее сжимаются на моей коже. Наверное, они думают, что я вновь буду пытаться сбежать при виде храма, поэтому и держат крепче. Это очень больно, но я не хочу новых скабрезностей в свой адрес, поэтому сжимаю зубы и терплю.

Когда я и мой конвой ступаем на гладкий мрамор лестницы, они вдруг отпускают меня. Я оборачиваюсь. Они ещё на первой ступеньке, а я уже стою на второй, и между нами повисает мерцающий барьер. Мужчины убеждаются, что я внутри, а затем равнодушно разворачиваются и уходят прочь. Через два шага уже разговаривают о чём-то отвлечённом и смеются так, что становится ясно — даже когда они ведут людей на верную смерть, ночами их не мучают кошмары.

А я стою на лестнице, уже понимая, что выхода из этого барьера нет. Такой вид защиты имеет одну особенность: обычному человеку нужно обязательно получить разрешение высшего служителя, чтобы выйти наружу.

Разрешение, которое я никогда уже не получу.

И я заставляю себя шагать по ступеням. Силой напрягаю ноги, шаг за шагом, вверх, к эпицентру света и благодати, в то место, на которое раньше не могла и надеяться. Как печально и смешно поворачивается судьба... Когда-то я мечтала жить здесь и носить священные одежды Избранных служителей, а теперь меня привели под конвоем — в грязных лохмотьях, в роли грешницы для жертвоприношения.

Но всё же судьба замыкается в круг и приходит к логичному завершению. Я родилась в храме и погибну в храме, не нарушив свои обеты... Как любой достойный служитель.



Отредактировано: 29.11.2024