Демонстрация возможностей

Глава 1

Лари

Моя история началась в сиротском приюте Северного пригорода. Не самое лучшее место для ребёнка. Впрочем, могло быть и хуже. Я не знала ничего о своих родителях, поэтому привыкла считать, что моя жизнь в приюте – необходимость. Мне нравилось представлять, что мама и папа – разведчики какой-нибудь очень секретной организации. Они оставили меня здесь, желая уберечь от смертельной опасности. А потом, возможно, героически погибли во время выполнения очередного сверхважного задания. Или им пришлось уехать далеко-далеко, и они не могут вернуться. А может, они ждут, когда я подрасту, и тогда они приедут и заберут меня?  

Кэрри была другого мнения. Она всегда смотрела на мир со здоровым скептицизмом. Она считала, что её подбросили в приют родители-пьяницы. или даже один родитель, опустившаяся на самое дно мать, решившая родить ребёнка, но не сумевшая прокормить. Что ж, тоже по-своему благородный поступок – не прерывать чью-то жизнь, но передать заботу о ней в другие руки.

Мы были очень дружны и поклялись друг другу, что нас усыновят только вдвоём, а если кого-то из нас попытаются забрать в семью в одиночку, сбежим. У общительной и весёлой Кэрри было больше шансов попасть в семью. Я была на два года младше и долгое время оставалась серой мышкой. В присутствии взрослых мы нарочно замолкали и старались сделаться незаметными.

Я не могу сказать, что моя жизнь в приюте была счастливой. Скорее, её можно было назвать сносной – одинаковые серые дни, одинаковая безвкусная еда, одинаковые лица вокруг. Даже издевательства более старших или сильных скорее выглядели данью привычке, чем реальными проявлениями ненависти.

Только общение с Кэрри помогало мне чувствовать себя живой. Она была удивительно непохожа на остальных детей, словно оказалась здесь случайно, словно её искусственно поместили сюда. Воспитатели говорили, что она – как цветок, который растёт среди камней. И предсказывали ей прекрасную судьбу. 

В десять лет ты можешь ещё тешить себя надеждами на счастливое будущее, но когда тебе исполняется шестнадцать и приют больше не может выделять деньги на твоё содержание, ты оказываешься на улице без малейшего понятия о том, что делать дальше. То есть, конечно, согласно федеральному закону нам должны предоставить жильё и зарегистрировать на бирже труда, но кто следит за его исполнением?

Это случилось и с Кэрри. Через неделю после её Дня Рождения ей вручили сумку с курткой, футболкой и джинсами – прощальный подарок от приюта – и проводили к выходу. Я не могла представить, как она проведёт эту ночь одна на улице, и сбежала из приюта в тот же вечер, чтобы присоединиться к ней.       

Мы провели одну из самых холодных ночей в моей жизни вместе, пытаясь укрыться единственной на двоих курткой и вразнобой клацая зубами. Сырой полуподвал, куда мы забрались, ища укрытие от ледяного ветра, ещё долго снился мне в кошмарах. Едва рассвело, мы отправились в город, чтобы найти хоть какую-нибудь работу. Мы были никому не нужны, но одна только мысль о том, что придётся вернуться в подвал, придавала нам сил вновь и вновь стучаться в двери магазинов, лавок, складов и офисов.

Вечером, обессиленные и голодные, мы оказались в каком-то переулке. Наше внимание привлекла яркая неоновая вывеска и, подойдя ближе, мы смогли прочитать название заведения: «Последнее Кабаре». У нас было немного денег, отложенных на чёрный день, так что мы могли поесть и обсудить наше положение. Кэрри убеждала меня вернуться в приют, ведь по закону ещё два года я могла жить там. Наша клятва о неразлучности начинала казаться мне всё менее убедительной, но я не могла бросить Кэрри одну. Чтобы успокоить её, я пообещала, что вернусь в приют сразу же, как только мы найдём ей работу.

В ту ночь мы впервые попробовали спиртное. Окончание вечера я помню смутно. Кэрри веселилась и много шутила, пытаясь подбодрить меня. Потом (не иначе как спиртные пары ударили ей в голову) стала убеждать, что если ей не удастся получить честную работу, она станет торговать телом и обворовывать клиентов. В доказательство своих слов она полезла на стойку и начала танцевать.

Утром я пришла в себя в незнакомой комнате на настоящей кровати. С настоящей подушкой и одеялом. Тогда я ещё не знала, что эта комната станет моим домом на долгие семь лет. И всё благодаря Кэрри.

Она просто потрясающе всё организовала. Хозяин бара видел её ночью, танцующей на подиуме, и впечатлился. Что неудивительно – гибкая и грациозная Кэрри умела привлечь к себе внимание. Хозяин предложил ей присоединиться к другим его девицам, которые по вечерам танцевали у шеста в баре, а потом уходили на улицы торговать удовольствиями на одну ночь. Кэрри невозмутимо прибавила себе лет, в одночасье став совершеннолетней, соврала, что мы сёстры и выбила мне должность официантки, а также комнату на чердаке того же дома.

Она уже тогда проявляла свои особые способности. Кэрри тонко чувствовала людей и могла внушить им расположение к себе, добиваясь того, что ей нужно. Впоследствии она продолжала оттачивать своё мастерство на мужчинах, с которыми проводила ночи. Наивные, они были уверены, что предаются любовным утехам с соблазнительной красоткой, не подозревая, что это лишь иллюзия, искусно наведённая девушкой. Её дар позволял избегать опасности быть изнасилованной в тёмном переулке каким-нибудь обезумевшим от похоти сутенёром, так что она могла жить в относительной безопасности от чужих притязаний.

Вместе с возрастом она сменила и имя – на вызывающе-изысканное Танития, и каждый вечер выходила танцевать, пока я разносила выпивку и закуски. Жизнь необратимо меняла её, хотя посторонний человек вряд ли заметил бы это. Чуть менее наивна, чуть более цинична. А я ещё помнила то время, когда она танцевала в актовом зале приюта и мечтала стать балериной. Мы постепенно отдалялись друг от друга. Не сказать, чтобы мы ссорились, нет,  просто мы вдруг обнаружили, что не находим общих тем для разговора. Каждая пыталась наслаждаться той жизнью, что у неё есть.