День Благодарения

День Благодарения

Я смотрел в окно и перечитывал: Обессиленный старик сидел на полу со связанными руками за ржавой трубой. Ковард подошел к деревянному столу и взял ножовку.

– Дорогая, человек сильно страдает, если его пилить ножовкой?

– Что?

– Я говорю: человек силь...

В проеме показалась моя Бриджитт. Она вытерла окровавленные руки о фартук и подошла ко мне.

Я вновь уставился глазами в текст: старик услышал шорох и поднял голову. Грязная повязка на глазах свисала до самого носа. Всё, чему он мог доверять, – это свой слух, но он знал, что рядом с ним стоял Ковард.

– Ты решил всё же убить его?

– Наконец, – я нерешительно почесал макушку и уставился в добрые глаза моей жены.

– Если на то пошло, почему просто не тюкнешь его по голове молотком?

– Банально.

– Закопать заживо?

– Много шуму.

– Может, кислота?

– Это мерзко.

– А распилить ножовкой – верх великодушия, значит? Ты уже три дня думаешь, как с ним покончить, дорогой. Может, мне это сделать?

– Не, не, не. Я должен сам его убить. Твое дело – кухня.

– Если честно, то ты вообще не способен на убийство. Это не твое.

– Можно подумать... – я скрестил руки и отвернулся в сторону.

– Ой, да ладно тебе, – жена приобняла меня за плечи и чмокнула в щеку. – Быстрее закончишь с ним – быстрее начнем ужин.

Вскоре наше семейство сидело на кухне. Вечер Дня благодарения украсил праздничный стол с портретом моей матери, а на фарфоровом троне лежала жареная индейка. Символ благодарности за спасение первых переселенцев.

Какая ирония! Сцепившись руками и произнеся молитву, набожная Бриджитт вспомнила мою мать, поблагодарила бога и, конечно же, индейку.

– Кстати, ты в курсе, что твой сын тоже убийца?

Наверняка в тот момент я побледнел, опустив вилку с горячей плотью индейки на тарелку. Бриджитт посмотрела на сына и сдавленно ухмыльнулась.

– Это его первая индейка, можешь поздравить.

– И какого это? – ворчливо поинтересовался я у сына. – Она сопротивлялась?

– Пап!

– Дорогой!

– Что? – посмотрел я на обоих. – Я просто хочу знать, сопротивлялась ли она?

Жена ласково положила руку сыну на плечо, одобрительно кивая:

– Просто твой отец никак не может совершить правосудие. Он всё же решил его убить. А ты молодец.

Похоже, это был самый ужасный День благодарения на моей памяти. Отступать было некуда, старик лежал в вырытой яме, жена хотела, чтобы я быстрее покончил с этим, и даже моему сыну удалось убить индейку.

– Та-а-к... все же. – я робко нарушил тишину. – Она сопротивлялась?

– Нет, я просто не смотрел на нее. Положил на пень и рубанул.

– Значит, лучше не смотреть?

– Я не знаю, пап, – сын решительно не хотел говорить на эту тему. – Я просто сделал это, и всё.

– Дорогой, я знаю, чем тебе помочь. Веревка. Можно подойти сзади. – Бриджитт скорчила гримасу с высунутым языком и руками на шее. – Необязательно же смотреть ему в глаза, если это тебя так травмирует.

– А может, я хочу услышать от него исповедь?

Жена закатила глаза, спокойно отложив серебряные приборы. Перевела взгляд на меня. Он означал одно – «смотри на меня, слушай меня и лучше не возражай». Последний раз она так смотрела перед моим «да» на нашей свадьбе.

– Не стоит всё принимать так близко к сердцу. Если ты хочешь его убить, то просто сделай это как ты захочешь.

– Вот и сделаю!

– Но я бы отпустила его. Господь бы тоже хотел этого, а твоим читателям наверняка понравится счастливый конец.

– Моя книга – то место, где я могу убить кого захочу и когда захочу. У меня есть на это право. Она так и называется «Закон не работает». Я в ней закон.

Бриджитт замолчала, а сын опустил голову, почти уткнувшись в тарелку. Видимо, я один относился к этому неимоверно серьезно.

– Благодарю за ужин.

– Не хочешь сломать косточку желания? – жена протянула мне «вилочку» индейки.

– Это просто две сросшиеся ключицы. Я не верю в эту чепуху. Я в гараж. Мне надо развеяться.

– Я настаиваю, дорогой. Желаниями не разбрасываются.

Я все же взял костяху. Вышел из-за стола, открыл дверь и направился через поле подсолнухов к белому амбару. Заперся. Нажав на красную кнопку, я поднял старенький «Шевроле» с земли подъемником. Обнажив стальную дверь на земле, я щелкнув ключом в увестистом замке и шагнул в подвал.

Обессиленный старик сидел на полу со связанными руками за ржавой трубой. Я подошел к деревянному столу и взял веревку. Старик узнал мой шорох и поднял голову.

– Пожалуйста, Ковард. Забирай всё, что тебе нужно. Хочешь, я перепишу на тебя свой дом? Ты же не хочешь этого, я знаю!

Он умолял меня отпустить его и разревелся, намочив сальную тряпку на лице, заодно обмочившись прямо на пол.

– Ты годами травил мою мать.

– Я любил ее, Ковард.

– Я тоже.

Я тут же вспомнил ее лицо, когда последний раз видел ее в палате. Милое, доброе. Она умоляла меня присмотреть за ее престарелым бойфрендом. За Ковардом. Даже не подозревая, что он только и ждал, когда она поскорее умрет. Будь уверена, мама, я присматриваю за ним прямо сейчас.

– Я готов придушить тебя, но моя жена говорит, что Бог жаждет прощения. Что же мне делать, Ковард?

– Твоя мать не желала мне зла. Она бы этого не одобрила!

– А чего желаешь ты? Сегодня же День благодарения. Время чудес. Может, хочешь загадать желание? А, давай, посмотрим, чье желание сильнее: твоё или моё? – я опустился на колени и вложил в его вспотевшие ладони индюшью «рогатку». Старик нервно ухватил ее и, прошептав что-то, разломил «вилочку».