День середины лета

Розы тётушки Маргаретты

С каждой милей Анна всё глубже погружалась в то самое, последнее лето. Она делала это не специально, всё вокруг будто только и ждало, чтобы стряхнуть пыль с забытых воспоминаний и привычек. При посадке в поезд она даже купила газету, как это всегда делала мама, предпочитавшая в пути занимать себя не разговорами с соседями, а чтением новостей и разгадыванием кроссворда с последней страницы. «Глупости, - думала Анна, глядя в окно. – Это ничего не значит, я и дома иногда покупала газеты». Но торчащий из сумки уголок сероватой бумаги говорил об обратном: тут совсем другой случай, потому что эту газету она убрала подальше сразу, как расплатилась в киоске.

Да что там газета. В ожидании поезда Анна не удержалась, чтобы не заглянуть в пару магазинов, куда обычно таскала её за собой мама. «Собачий рай» был на том же месте, где и обычно, и пах всё так же: мокрой шерстью. А вот магазинчик «Нить Ариадны», где мама не могла удержаться, чтобы не прикупить пару мотков пряжи, давно переехал куда-то поближе к центру – так сказала продавщица бутика модной одежды, который был здесь вместо него. Анна даже с удивлением поймала себя на мысли, что ей жаль, ведь больше нельзя тайком, пока никто не видит, запустить ладонь в корзину с пряжей, чтобы погладить пушистый ворс. А в одном из привокзальных кафе она даже выпила чашечку сладкого какао, хотя уже пару лет как не брала в рот даже кусочка сахара… Вот уж где самая странность.

Анна даже достала карманное зеркальце, чтобы проверить, всё ли в порядке с лицом. Не появились ли на зубах те противные скобки, которые ей поставили как раз незадолго до десятилетия… Смешно. Конечно же, из зеркала на неё смотрела Анна с копной каштановых волос и худым, чуть заострённым лицом, которое никак не походило на то, что было у неё в десять лет. Прощай, детская припухлость, кривые зубы и две неровные косички. Только веснушки тут и там, на носу и под глазами, напоминали о прежнем.

Отложив зеркальце в сторону, Анна решительно взялась отделять себя нынешнюю от воспоминаний. «В конце концов, хватит, - сказала она себе, – путаться в прошлом, будто оно случилось с кем-то другим. Нужно хорошенько во всём разобраться».

Начать она решила с роз. Сад тётушки Маргаретты был небольшим, но очень богатым на сорта. Она выписывала семена по почте, а за некоторыми саженцами ездила в необычайную для неё даль – в соседний Котсуолд, на ярмарку, а это без малого два часа в одну сторону на поезде. Пару раз Анна сопровождала её и своими глазами видела, как из кроткой старушки в плетёной шляпке с бантиком на тулье она превращалась в прожженную торгашку, которая с лёгкостью выбивала себе скидку даже у самых стойких продавцов. Каждый раз следить за этим было сродни походу в кино, и Анна с открытым ртом наблюдала за словесной перепалкой, ожидая, когда же из-за угла выскочит гангстерский автомобиль с распахнутой дверцей и тётушка, схватив охапку перевязанных верёвкой пучков, победно умчит в закат. Обратно они возвращались уже под вечер, груженные пакетами, и так приятно было вытянуть уставшие ноги на сидение напротив, попивая прихваченный с собой прохладный имбирный чай…

Все свои розы тётушка Маргаретта знала, как давних друзей, и всегда говорила о них с большой любовью, как о живых.

- Это Жёлтая шапочка. – Она ласково поглаживала бледно-жёлтый бутон, похожий на тугой, полный до краёв бочонок. – Любит отдохнуть в теньке, но на солнце сразу наливается золотом.

- А это Зеленоглазка. – Она чуть приминала белые лепестки, обнажая тронутую зеленью сердцевину. – Только понюхай, как пахнет – чуть с кислинкой. Своенравная красавица: редко кому покажется, всё больше стоит закрытая.

- А это что за роза? – Анна сложила ладони лодочкой вокруг огромного, тяжёлого цветка. Алого, как кровоточащее сердце. – Такая красивая…

- Осторожно! Если будешь разглядывать её слишком долго, всё на свете позабудешь! – Тётушка Маргаретта говорила серьёзным голосом, но глаза её смеялись – всё-таки шутит.

- А по-настоящему?

- По-настоящему, она зовётся Последней любовью герцогини – потому что, рассказывают, одна знатная дама ко дню рождения своего супруга заказала лучшим садоводам вывести сорт роз настолько прекрасный, насколько может быть сама любовь. И даже не пожалела для этого пары капель своей крови.

- И что было дальше?

- Дама получила то, чего хотела: цветок вышел прекрасным. Она не могла от него оторваться и любовалась дни и ночи напролёт. День рождения супруга она, конечно же, пропустила. Представляешь, даже ржавой булавки не подарила.

- Фу, какая глупая сказка, - засмеялась Анна. – Опять ты меня разыгрываешь.

- Сказка, - охотно соглашается тётушка Маргаретта. – Но почему-то, проходя мимо именно этих кустов, я обязательно что-нибудь забываю. Вот как сейчас: куда же я положила свои очки?

- Серьёзно? – Анна показала на нагрудный карман рабочего комбинезона, который тётушка Маргаретта всегда надевала, когда собиралась поработать в саду. На нём и висели очки, зацепившись дужкой за широкий край. – Ни за что не поверю, что ты этого не знала.

- А вы, мисс-я-не-верю-в-сказки, ничего случайно не позабыли?

- Ой, я же обещала зайти к Поппи в лавку до пяти… Сколько уже? Пять?!.

В другой раз Анна вызвалась помочь с поливкой, и тётушка Маргаретта наставляла её, вручая большую, тяжёлую лейку:

- Лей под куст, не разбрызгивай. И смотри не на листья, а поближе к корням, иначе такой полив ничем хорошим не закончится.

- Как ты справляешься со всем этим одна? – уже после спросила Анна, плюхаясь на скамейку, в тенёк, и смахивая пот со лба. – У меня руки, кажется, до земли вытянулись. Ещё и пальцы все исколола.

- Да? Покажи. – Тётушка Маргаретта придирчиво осмотрела протянутую ладонь и, выудив из кармана пузырёк с чем-то дурнопахнущим, быстро обработала ранку. – Кто это тебя так?

- А как ты думаешь? Всё она, – Анна кивнула в сторону забора, где виднелись белоснежные верхушки, – Королевская белая мучительница.

- Не говори так о ней. Просто она с характером.

- Как к ней ни подойди, всё равно уколет, - пробурчала Анна. – Может, не поливать её недельку другую – сразу добрее станет.

Но тётушка Маргаретта даже смотрела в сторону своей любимицы иначе, чем на другие цветы в саду: как на собственного ребёнка.

- Она досталась мне очень необычным образом, и просто чудо, что вообще прижилась в этих краях. Когда я смотрю на неё, на душе сразу становится теплее. У меня ведь больше никого нет, детка, только мои розы…

От таких слов всегда в глазах становилось мокро, и Анна льнула к острому, сухому плечу:

- А я? У тебя ведь есть я, правда?

- И ты, - сразу менялась в голосе тётушка Маргаретта. – Конечно же, моя дорогая, любимая Нана, и ты…

И сейчас, спустя девять лет, в глазах защипало, стоило только припомнить печаль, что сквозила в словах и вздохах, которые роняла порой тётушка Маргаретта, глядя на свои розы. Она ведь действительно никому больше не была нужна. И как бы мама не сетовала, пригласи тётушка Маргаретта хоть всю их ораву в гости, никто бы не поехал. И мама первая бы нашла для этого причину. Так жаль, что, став взрослее, Анна не стала настаивать, и в Миддлстоун собралась лишь, когда больше не к кому стало ехать.

«Всё это ерунда – россказни про волшебные цветы, - сказала себе Анна. – Просто для неё они на самом деле были детьми, единственными, кто в ней нуждался. Никаких мётел, заклинаний и прочей чепухи, просто одно большое одиночество. А одинокие люди всегда кажутся другим немного странными».

Да и мальчишка тот – тоже выдумка. Теперь, взявшись за ум, Анна, наконец, решила, что, существуй он в реальности, от него осталось бы больше, чем просто пара внезапно нагрянувших галлюцинаций. Если они дружили, играли вместе, да хотя бы просто перекидывались иногда парой словечек, она бы знала хотя бы его имя. А так просто какой-то оболтус, рассказывающий сказки… Ну, прямо кузен Барти.

Это ещё сильнее натолкнуло Анну на мысль, что за последние годы в памяти произошла какая-то путаница, и содержимое ящиков «Миддлстоун» и «Вся остальная жизнь» разок-другой перемешалось. Мальчик был таким же врунишкой, как и Барти, совпадали даже взлохмаченные вихры. А остальное наверняка навеяно парочкой просмотренных когда-то фильмов. Надо же, а она почти поверила…

Куда же они тогда шли и кого пытались поймать? Со скрипом Анне удалось припомнить Русалочью заводь и странное слово – «луно́кунь», или же «луно́кур»?.. Картинки больше не показывались, и от того мальчишка со своими дурацкими выдумками ещё меньше походил на реального. Да и к Русалочьей заводи Анна ходила только с тётушкой Маргареттой: места там были глубокие, и одну её совершенно точно не отпускали, как и с кем-то ещё.

Тётушка Маргаретта снимала свою плетёную шляпку и вместо неё нахлобучивала на голову широкополую панаму. Удочку она держала, на удивление, так же ловко, как лейку или секатор, и, словно заядлый рыбак, вытаскивала одну за другой из воды серебристых плотвичек. Анна хлопала в ладоши и даже сама бросала рыбок в ведро. Вот и всё, никаких луно́куней, или луно́куров. Самая обычная рыба, на самую обычную приманку – без всяких роз.

«Даже немного жаль, что всё так просто и банально объяснилось», - подумала Анна. Но с другой стороны, как же хорошо, когда всё возвращается на своё место.