Дети пшеничного поля

Дети пшеничного поля

Генри стоял возле калитки и смотрел на свой дом.  Ему хотелось войти, обнять свою жену, взять на руки дочь, потрепать по ушам пса, но что-то останавливало его, что-то не давало сделать ему этот последний шаг, которого он ждал все эти долгие рабочие месяцы, а вдалеке от всего того, что мы называем Домом.

Ноздри щекотал терпкий запах навоза, смешиваясь с удушающей гарью, от которой становилось трудно дышать. В небе летали вороны, изредка садящиеся на крыши.

Они раньше не появлялись в этих краях.

Вокруг небольших домов бегали дети. Они смеялись и бросались друг в друга только что опавшей листвой. Их не удивляло, почему на улице так тепло, в это осеннее время, и почему их мамы напряженно смотрят на заходящее солнце, с волнением вдыхая горелый воздух – им это было абсолютно неважно. Да что может быть интересней шуршащих круговоротов разноцветной листвы?

Они напомнили Генри о его дочери. Он вспомнил её огромные карие глаза, вздёрнутый носик, с россыпью веснушек, и добрую улыбку. В их семье так никто не улыбался.

Что-то казалось ему странным и непривычным: эти взволнованные женщины, горящие костры за домами, летающие чёрные птицы... А главное – отсутствие мужчин.

Он постучал в дверь.

Она поддалась с легким скрипом. Перед ним стояла его жена – Амалия. Ее серые большие глаза смотрели тревожно, а темные волосы были зачёсаны назад и прикрыты черным платком. Вся она казалась очень худой и, как будто сломленной. Когда рассеянный взгляд Амалии наткнулся на Генри, по её лицу расплылась улыбка. Она казалась маленьким лучом надежды на ее сером лице.

Что–то неприятно кольнуло Генри внутри. Он подошёл к ней и сильно обнял, чувствуя, какие холодные у неё руки и тонкие плечи.

– Я так рада тебя видеть, – тихо сказала Амалия. Он только крепче обнял её.

– Что случилось? – спросил он сухо.

– Алета... – она уткнулась лицом в плечо Генри и задрожала.

Где-то на улице отчаянно каркнула ворона. Этот неприятный звук завис в тишине, как и сердце Генри, объятое странным несвойственным ему ужасом.

А он ведь чувствовал это.

Где-то сзади раздались громкие мужские голоса:

– Закрывайте ворота!

Генри отстранился от жены и выбежал на улицу.

– Стой! – отчаянно схватила его за руку Амалия.

– Все будет хорошо, – он мягко сжал её ладонь, а затем резко развернулся и направился за дверь.

Позади него заскулил пёс.

– Что здесь происходит? – спросил он, подойдя к собравшейся толпе.

– Охота на ведьм, – улыбнулся его сосед – Ганд. В глазах его не было ни радости, ни азарта, а только скупая злость.

– Неужели байки про пшеничное поле?..

– Если бы только байки, Генри, если бы. Тебя слишком давно здесь не было.

Все знали эту легенду про духов пшеничного поля, что было за мостом. Ей пугали маленьких детей, чтобы они не ходили гулять ночью. Не раз пьяные жители "слышали" на нем какое–то шептание, а старые бабушки "видели" смутные очертания человеческих теней. До этого дня Генри не верил старым байкам.

– Это правда? – только и спросил он, – до боли сжав кулаки.

– Сущая. Такая, что даже смерть шестерых детей выглядит лживее.

Толпа замолчала. Генри впал в оцепенение, чувствуя, как по спине прошли неприятные мурашки. Он никак не мог поверить в происходящее, будто то было странным ночным кошмаром, вымыслом, приснившимся ему под действием крепкого хмеля.

– Нужен один доброволец! – крикнул конунг – их местный предводитель селения.

Мужики затоптались на месте, смотря в землю. Генри показалось это смешным.

– А что мне предстоит сделать? – спросил Генри.

– В поле мы начертили магический круг и облили его горючкой. Он вспыхнет, как только ты его подожжешь.

"Магический круг? Ведьма?" – проносилось в голове Генри, – "Почему я в это верю?"

– Я вижу сомнение на твоем лице.

– Почему все решила обратиться к старым байкам?           

– Тебя не было здесь слишком долго. Ты не видел раскачивающиеся по ветру трупы детей с красной дырой вместо сердца. Ты не слышал женский смех на поле.

Что-то екнуло внутри у Генри. В его голове проносились страшные картины, где его дочь, маленькая и хрупкая Алета, висела на старом дубе, покачиваясь от ветра. Его передёрнуло. Постепенно, парализующий страх отступал, его место заполняло новое, будоражащее кровь чувство – ненависть.

– Я пойду, – сказал Генри, уверено выйдя вперёд.