Дети пустырей

Глава 14.

Глава 14

Детские слёзы.

 

Что такое жизнь твоя,

в этом чёртовом веке?

Попытка уйти в сторонку,

во всё ускоряющемся времени беге.

 

Попытка найти идеал свой.

Там, где всё сгнило. И чувства, и мысли.

И человек сам говорит себе, стой.

Сам себе он противен и вокруг все обрыдло.

 

Не забывай, что только раз.

Жизнь дана тебе, и не бросайся.

Много боли, тошноты, зараз

Но не смотри, живи. Не бойся, а опасайся.

 

 

 

О, боже. В последнее время становится опасно просыпаться по утрам. Настолько непредсказуемой стала жизнь. Не понятно, чего ждать от нового дня, что еще может произойти. Слишком много совпадений, случайностей или предначертанного, прописанного самими нами, когда выбрали не ту дорогу.

Мой друг позвонил мне в восемь утра, и я сразу приехал к Марине. Гаврила был у нее. В последнее время он часто был у сестры и со своим отцом не общался. На нем лица не было. Марина, как смогла сама, сквозь слезы рассказала мне.

- Поехали, Костыль,- сказал хрипло и натужно Гав,- Поехали.

Мы сели в такси и поехали к Кристине. Бывшей жене брата Гаврилы. Всю дорогу молчали.

Дверь в квартиру нам открыла пожилая женщина, мама Кристины, и мы сразу вошли. Гаврила не стал снимать кеды и прошел в зал, я последовал за ним.

Кристина сидела на диване возле окна, рядом в кресле сидел Руслан. Она показалась мне довольно спокойной, отрешенной больше.

На самом деле на это невозможно смотреть. Сердце сжимается и резко разжимается. Было уведомление о гибели. Шестилетний Руслан всё прекрасно понял по глазам матери. Его слёзы, слёзы этого шестилетнего малыша нельзя было удержать. Горячие, обильные они текли по щекам. Мальчуган вцепился ручонками в подлокотник кресла, смотрел на мать и ревел. Почти бесшумно, изредка чуть всхлипывая, с таким звуком, словно задыхался и пытался вдохнуть. племяш

Даже не знаю, кому было больнее, ребенку или Гавриле. Еще одного родного человека потерял, а их итак не много было. Еще один удар за последние несколько недель. Словно рок настиг.

Он прижал к себе Русланчика и долго не отпускал. Я видел, как у него самого текли слезы. Что было редкостью. Но больше наверно ему было больно за племянника ревущего. Я так и стоял в дверях и не решался войти.

Брат Гаврилы приезжал в отпуск почти год назад. И после этого, как решил Гав, отправился в новую опасную командировку. Из которой, как сегодня мы узнали, уже не вернется.

А если задуматься, даже Кристине нет дела до других погибших солдат. Это бесконечные жернова судеб. Так и теперь, никому ведь нет дела до ее горя, у всех своя жизнь. Даже у наших приятелей, Сереги, Витька, Аскена, обычная жизнь, как и у большинства людей.

Жизнь обычная, бытовая. Сходить в магазин. Потусить с друзьями, повисеть в соцсетях и мобильнике. И дела нет, что вокруг, то замес, то коррупция, разложение общества. Там кого-то во дворе грабят, тут обманывают мошенники, там цены взлетели. И вроде тебе плевать. Но это потому, что все оскотинились. Всем стало глубоко фиолетово на других. Интересно только, что твое и твоих родных касается. Шкурные интересы. А может быть, если бы вчера помогли соседям, старику на остановке, ребенку в трамвае, то и у самих ничего не случилось. Это словно круг судьбы, вокруг зло и бесчеловечность, они порождают все новую и новую волну, вот если бы развернуть все в обратную сторону. Добро за добром и пошли бы совершенно другие волны. Но общество не способно, может просто избыток информации по телевидению или поток глобальных новостей с катастрофами, технологическим взрывом, гибнущими кругом пачками, людьми так притупил наше чувство сострадания, человечности, взаимовыручки, что люди перестали реагировать, стали амебами, безучастными и безвольными зрителями.

И тут бах, умирает родной человек. Вот это плохо. Это больно. Ведь это твое, шкурный интерес активируется. Плевать на тысячи гибнущих в другой стране детей и стариков, а тут свой же.

Не дай бог, Гаврила услышал бы мои рассуждения. Он, как и прочие, не способен конструктивно относиться к критике, смотреть на проблему со стороны. Всем в обществе заправляют эмоции.

А по сути, кому есть дело. Поплачут, соболезнования выразят. Кто-то искренне, кто-то формально, кто-то из-за будущей выгоды. Может даже памятник поставят. Похвалят родителей. И все. А другие скажут, сам решил, пошел воевать, погиб. А ведь он за родину. Да его личное мнение, цели. Но и в то же время, чтобы все спокойно жили. Сидели в кафе, гуляли, ходили в кинотеатры и жаловались на цены, тарифы. Ради подобной серой массы и погиб.



Отредактировано: 21.03.2021