Дети пустырей

Глава 21.

Глава 21

Меланхолия.

Сладкая вата во рту таяла.

Шоколад в горле застревал.

Слёзы в тёмных аллеях прятала.

Хриплый чужой голос в разговор встревал.

Буйствует степь,

ветерком меня омывает.

Вот бы в небо взлететь,

судьба надеждой вновь ласкает.

Шоколад язык ласкал.

Молоко не горло, душу жгло.

Я её в аллеях искал,

но чувство в небо ушло.

В горные ущелья, на плоскогорья,

где чистый воздух, там легко вздохнуть.

Нет любви, большое горе.

Один решил от жизни отдохнуть.

Коньяком с лимоном задержи разлуку.

На прощанье «Я люблю» скажи.

Кто ж поймёт любовь - уличную с...

Ты мне в близости последний раз не откажи.

В дальний полёт,

сквозь темень и глушь.

Это вражеский налёт

разлучников дождей и дочерей их, луж.

• ежедневно ходишь по несколько раз по одним и тем же улицам, вдоль одних и тех же зданий, то начинаешь воспринимать всё это как незыблемое, непоколебимое. И даже не задумываешься, как к ним относишься. А если возникают такие обстоятельства, что не можешь видеть родных улиц, дорожек, тротуаров?! Всё далеко. Тут начинаешь понимать, какая любовь связывает вас. Любовь ещё с детства, когда ты падал где-нибудь возле этих домов на асфальт и громким плачем начинал оглашать ближайшие дворы. А сколько ночных часов ты провёл в прогулках по этим улицам, когда все спали. Сколько раз ты вдыхал прохладный ночной воздух и свежесть утра. Ни одно обстоятельство, даже угроза жизни не способны и не должны препятствовать твоему возвращению в их объятья.

Мечтать никто не запретит. Это единственное, что осталось хорошего в моей жизни .Одна из немногих маленьких радостей.

Сентябрь подходил к концу. Бабье лето тоже. Почти круглосуточно начали лить дожди, впрочем, меня это обстоятельство даже радовало, нежели расстраивало.

Уже три дня я бесцельно бродил по городу, изредка заходя в какое-нибудь кафе, чтобы перекусить и погреться. Сидел в скверах, наблюдал за прохожими, кормил голубей и воробьев, несколько раз садился на трамваи разных маршрутов и доезжал в дальние районы города, стоял на берегу Исети, просто бродил вдоль набережной.

Пару раз звонила моя Лиза, пару раз родители, я отбрыкивался дежурными фразами и выключал телефон.

Первую ночь я спал прямо в одном из скверов, на лавочке. Под утро, когда заморосил мелкий дождь, я проснулся. Осознал, что сильно замерз, дошел до ближайшего дома и долго отогревался в тамбуре.

Вторую ночь я спал, просто усевшись у батареи на верхнем, последнем этаже обычной многоэтажки в спальном районе.

Третий день, почти весь, просидел в само центре города, на Вайнера, а ближе к вечеру поехал на окраину города. В небольшом круглосуточном магазине в остановочном комплексе купил упаковку сосисок, батон и пакет сока, потом долго шел через лесной массив, пока не вышел на берег небольшого пруда.

Несколько лет назад, еще салагами, мы с Гаврилой ездили сюда на велосипедах. Для купания вода была грязной, мы просто приезжали побросать камни, пожечь костер и погонять палкой головастиков. Мне повезло, я наткнулся на большую кучу сосновых веток. Всю ночь я жег костер, пару раз удалось даже задремать.

На следующее утро я вернулся в город. Купил пару буханок хлеба, несколько банок тушенки, чай. Следующие несколько дней я провел на семейной даче. Выключил телефон. Жег камин. Истопил баню, вдоволь напарился, правда, настроение лучше не стало. Собирал оставшиеся в большом количестве яблоки, перец, помидоры. Выкопал, не замеченные родителями три куста картошки. Ходил по участку и пинал опавшую листву, вдыхая наполненный влагой воздух. Наблюдал за дроздами, что облепили рябину.

Я даже забыл, что вчера был день рождения. Включил телефон. Прочитал несколько сообщений. Мне это быстро надоело, бросив его на диван, я вышел в сад.

Апатия все больше накрывала меня.

Как назло и новостей из города не было. Ни Витек, ни Аскен не звонили.

На шестой день позвонил следователь и мне пришлось возвращаться в город. Сердце сильно билось, волнение не отпускало меня вплоть до той минуты, пока я не вошел в его кабинет. Но ничего страшного не случилось. Он снова задавал много вопросов, большинство из которых уже звучали еще в ту ночь, когда погиб Гаврила.

Потом я подписал пару новых бумаг, а он сообщил мне, что дело закрыто. Смерть моего друга была признана несчастным случаем, то есть органы не собирались никого искать и обвинять. Мне, впрочем, еще после разговора с отчимом Лизы, было понятно, что все примерно так и закончится.

Я вышел из отделения, дошел до остановки и поехал домой. Родители к удивлению не ругались. Я принял душ, побрился, переоделся. И только когда сел на кухне на мягкий уголок, они начали осторожно задавать вопросы. Я рассказал все, как есть, нет, конечно, не про последние дни.

На следующий день взял билет до Нижнего Тагила и с автовокзала стартанул в область. Больше всего на меня произвел впечатление музей бронетанковой техники уралвагонзавода и музей-заповедник, горнозаводской урал. История моего края, часть великой истории страны словно пропитывали душу. И отвлекли ненадолго от тягостных мыслей, помогли почти на целый день забыться. Я подолгу сидел на танках, потом это подвисание продолжилось и на заводе. Сначала долго рассматривал ржавые турбины, переплетения производственных труб, колонны. В итоге я все-таки отстал от группы, с трудом нашел выход из музейного комплекса, а затем пошел бродить по городу.