Детская привычка

Детская привычка

Не знаю, точнее – не помню, как это все началось. Вообще-то, себя как личность я осознаю с трехлетнего возраста, а более-менее связно события, со мною происходящие, помню лет с четырех. А вот почему и когда точно я начал перемещаться – не могу вспомнить... Что-то смутное такое: два каких-то мужика на фоне желтых улиц; больше всего это похоже на сон, но уверен, что с мужиками этими доводилось встречаться неоднократно. Помню, что считал их друзьями. И эти красивые и странные желтые улицы... Все-таки, я склонен считать, что это были сны.

Видимо они и научили меня перемещаться. Пусть даже и во сне. Но и наяву у меня это получалось запросто. Помню, уже отчетливо, переполох по поводу моего исчезновения из детского сада во время тихого часа. Воспитательница стала трясти меня за плечи, когда я появился в группе только к ужину. Она сильно напугала меня тогда – настолько была страшной в своей истерике. И я никак не мог понять: из-за чего весь этот шум? Просто мне надоело спать, и я пошел погулять в какой-то красивый солнечный город на берегу теплого моря. Люди там говорили не по-русски, но были ко мне добры, даже угостили вкусным виноградом. И еще я играл там на песке возле самого моря с двумя мальчиками. А у нас в это время была зима и завывала вьюга.

Я пытался рассказать все это воспитательнице, но она после этого рассердилась еще больше. Поверил мне только мой детсадовский друг Костя, да и то после того, как я подарил ему красивую ракушку, что дали мне мальчики с моря. Чтобы не расстраивать более взрослых и не прослыть лгуном, я после этого случая стал перемещаться только когда никто не мог заметить моего отсутствия. Например, ночью. Я лежал в постели и представлял разные красивые места: горы, леса, моря, теплые страны и сказочные города. Иногда картинка становилась вдруг очень отчетливой и яркой, как настоящей. Вот тогда я перемещался. Как? Не знаю. Просто не могу объяснить. Перемещался – и все тут! Ну, а вернуться назад было и вовсе легко – стоило представить свою комнату отчетливо, до мелочей, лучше – с закрытыми глазами, и все – я перемещался.

Эти перемещения вошли у меня годам к семи в стойкую привычку. Почти каждую ночь я путешествовал. Иногда я это делал и днем, когда оставался дома один и знал, что в ближайшее время никто не придет. Но лет до десяти это все были земные перемещения (может быть, за исключением тех, первых, – на желтые улицы). А потом мы как-то шли из школы морозным зимним вечером, и кто-то из ребят сказал, глядя на полную Луну: «Интересно, а там живет кто-нибудь?»

Дальнейшее я помню так, словно это было вчера. Мой лучший друг Андрей сказал:

– На Луне никто не может жить, там очень жарко.

– Дурак! Это на Солнце жарко, а на Луне холодно, – ответил ему Игорь, который увлекался всем космическим, и портреты космонавтов висели над его письменным столом, как члены Политбюро в кабинете директрисы.

– И на Луне тоже жарко! – не сдавался Андрей.

Тут в разговор вмешался Димка (он, по-видимому, и задал первый вопрос об обитаемости Луны):

– На Луне ведь были космонавты, значит там нормально.

Игорь просто взвился от такого заявления:

– Никаких космонавтов там не было! Там были астронавты!

– Никаких астронавтов не бывает! – заржал Димка. – Бывают аэронавты!

– Да ты ничего не понимаешь! – совсем рассердился Игорь. – Лучше молчи, а то сейчас как тресну!

– Я сам тебе сейчас тресну так, что ты улетишь на свою Луну!

Короче, дело кончилось дракой, правда – непродолжительной, так как мы все-таки были друзьями. Чтобы окончательно помирить ребят, я сказал:

– Ладно, завтра я вам точно скажу: жарко на Луне или холодно, и кто на ней живет.

Друзья рассмеялись и стали испытывать на мне свои остроты, но я не дал им развить тему, так как понял, что и так ляпнул лишнего, и ловко выкрутился:

– Я спрошу у папы, – непререкаемым тоном прервал я смех друзей.

– А он у тебя кто: космонавт, или этот... аэронавт что ли? – хихикнул Димка.

– Астронавт, а не аэронавт, дубина! – вновь вспылил Игорь.

– Тихо-тихо, – остановил я вновь собирающихся вцепиться друг в дружку ребят. – Мой папа, конечно, не космонавт, но он – инженер, и уж про Луну точно знает больше нашего.

Надо сказать, что в семидесятые годы инженер был довольно почетной профессией, и друзья безусловно согласились с моим доводом.

Я, конечно, не стал уточнять, что папа мой – инженер по холодильным установкам на мясокомбинате, и про Луну знает вряд ли больше того же Игоря. Рассчитывал-то я, конечно, не на папу, а на себя. Короче, я решил переместиться на Луну!

Сразу хочу сделать отступление и сказать, что про свои перемещения я не рассказывал никому на свете, кроме того, единственного, раза – воспитательнице и детсадовскому другу Косте. Тогда-то я еще не понимал, что перемещаться умеют не все, но, став постарше, понял, что скорее всего это умею делать только я один. И какое-то совсем недетское чутье мне подсказало, что говорить об этой своей способности никому не следует. То есть вообще никому: ни родителям, ни даже лучшему другу. А как мне хотелось рассказать о своих путешествиях Андрею! Но стоило мне только подумать об этом, как в голове будто срабатывало реле, и вспыхивала надпись: «Нельзя!»